Шибболет - страница 2

Шрифт
Интервал


«Мы кричали шепотом, мы любили…»

Мы кричали шепотом, мы любили
начинать спектакли поближе к ночи.
Наш ребенок узнал еще с колыбели,
что война навсегда, а мир непрочен.
Я теряла лицо, а потом искала,
находила с трудом и мыла в ванной.
У меня внутри был театр Ла Скала:
«Вон!»– ревели басы, «Постой!»– сопрано.
Забывалось уже, идешь, стоишь ли,
где дорога к храму, где— к магазину.
Силы, сроки и деньги вышли.
Сын мой был удивлен, увидев зиму.
Рвались шапки, тапки, потом— ботинки,
суть вещей обнажалась— войлок, пакля.
А потом и вовсе были поминки,
и в Ла Скала повесили «Нет спектакля».
Год уже не бежал, утекал, и вытек.
Вот теперь мы меняем трубы в ванной.
Нет лица на мне больше, маска— нытик,
а лицо… ну, где-нибудь под диваном…
И съедаю утром привычный завтрак,
и стою на своем, на прежнем месте,
но пишу я тебе в такое завтра,
где нас просто нету, а сын в отъезде.

«Печальный человек везде найдет печаль…»

Печальный человек везде найдет печаль,
и в елочных шарах шальные отраженья
грустны ему, грустны! Приди к нему, причаль,
усталость, наконец. Возьми без разрешения
те детские часы на жестком ремешке,
что до сих пор верны, хотя давно опальны.
Какая полночь там на тонком каблучке,
на стрелочке стоит и светится… печально.
Подыгрывая сну, стрекочет под щекой.
Какие птицы там живут в ветвях еловых!
Как имя братьев Гримм припудрено мукой!
Среди блестящих тех шаров большеголовых
пусть он проснется там, в начале января.
Как скоро прижилась полоска жесткой кожи!
Беспомощно над ним вися, кружа, паря,
печаль уже была, но тоньше и моложе.

«Как будто множеством тяжелых атмосфер…»

Как будто множеством тяжелых атмосфер
К газетной вырезке придавлена стена,
И вечный дождь, смертельно бледный Агасфер,
Проходит медленно, и виден из окна.
Что тяжелей ему: тоска или вина?
Что может сбросить он, оставить, уходя?
Статьей о Диккенсе и держится стена,
Что отделяет нас от вечного дождя.
Стенограф юный, оторвавшись от листка,
Какие трудные увидел времена.
И круглым почерком в них вписана тоска,
И резким росчерком проставлена вина…
Но нас не примут в ясный кукольный роман,
От наших всюду проникающих погод
Куда мы денемся, когда глухой туман,
Совсем не лондонский, нас молча разведет?

«А ветер всё сильней, а гул всё нарастает…»

А ветер всё сильней, а гул всё нарастает,
И снег уже не снег, а громкая вода.
И вестницы весны— красивых женщин стаи