– Прибалтика освобождена, дел серьезных здесь нет…
– Третий Прибалтийский расформируют.
– К Рокоссовскому2 едем, под Варшаву…
Младший лейтенант, совсем мальчишка, не верит в своё счастье.
– Хорошо бы туда: там будет главная заваруха…
Я понимаю его: меня мучают те же вопросы. Но я никого не спрашиваю, боясь разочароваться ответом.
– Запрут под Кенисберг…
– Там до конца войны – «бои местного значения…»
Фронтовик с превосходством возражает:
– Куда запрут – тебя не спросят…
Наконец, эшелон повернул на юго-запад и у Бреста пересёк польскую границу; отсюда осталась одна дорога – на Варшаву. В вагонах царит приподнятое настроение, хотя никто не радуется открыто и громко. Моё место – на верхних нарах; слышу прямо подо мной, на нижних, переговариваются двое офицеров.
– Под Варшаву, а там и на Берлин…
– До Берлина ещё дотопать надо… Фриц в гости нас не приглашал, – хрипловатый, сдержанный голос. Я догадываюсь, кто
это разговаривает.
– Гитлер тотальную мобилизацию объявил: нас ждёт.
Разговаривают теснящиеся у чугунной круглой печурки. Разговор о предстоящем полном освобождении Варшавы, Польши, о том, какими тяжёлыми будут бои в Германии, за Берлин, брезгливо – о Гитлере, Геринге, Геббельсе.
Не сплю, слушаю, незаметно для себя чему-то удивляюсь, и потом уже догадываюсь, чему: никто не говорит, что немцы могут где-либо остановить наше наступление. Разговор идёт рассудительный, деловой, без бахвальства; о взятии Берлина – как о решённом. Хотя я не участвую в разговоре, его тон передаётся мне: будем в Берлине. Среди других – я.
Со старшим лейтенантом Василием Григорьевичем Коноваловым мы познакомились в первый день пути.
Устраиваюсь на ночлег, расстилаю шинель на верхних нарах. В изголовье кладу пилотку и полевую офицерскую сумку. Рядом, у окна расстилает шинель старший лейтенант. Плотно завинтил окно, снял ремень гимнастёрки, разулся, растянулся на шинели, поворачивается ко мне:
– Может, завтра на станции соломы найдём. Кто знает, сколько суток будем ехать.
Ночью, замёрзнув от сквозняка, мы сидим с ним у чугунной печи. Поезд стоит на какой-то станции. Угля осталось мало, до утра не хватит: мы идем с ним к паровозу, выпрашиваем у машиниста уголь и, перепачканные, возвращаемся, докрасна разжигаем чугунную печь. Познакомились.
– Коновалов.
– Ильинич. Откуда родом?