Свою работу в архиве он любил. Но в какой-то момент ему в голову закралась мысль: а не попробовать ли и мне написать роман? Ну или повесть вначале. Читателем он был с огромным стажем. Читал запоем, и если поставить в одну стопку все прочитанные им книги, они могли бы поспорить по высоте с какой-нибудь башней в Дубае.
Так почему не написать самому? Чтобы нравилось все: герои, сюжет, интрига, исторический антураж. И он решился. Первую же повесть «Руны смерти» охотно взяло издательство, а уж потом нужно было выдавать тексты на-гора, как уголь в забое, да еще и серии придумывать. Исторических загадок и тайн в голове у Самарина теснилось столько, что хватило бы еще на сотню историй. Но…
Внезапно его накрыл пресловутый писательский кризис. Когда-то он в него не верил и только иронично ухмылялся, когда в своей литературной тусовке слышал жалобы от коллег по перу: да бросьте, сюжеты валяются под ногами! А уж профессионализма ему не занимать, даже и учиться не нужно было, все пришло как-то само собой. Чувство стиля, слова и образы словно дремали в недрах души и только ждали часа, чтобы выбраться наружу и лечь ровными строчками очередного шедевра на бумагу. Впрочем, иногда он задумывался: откуда брались все эти идеи, образы, сравнения? Но тайну эту постичь еще не удалось никому. Самое расхожее объяснение: будто кто-то водит рукой по бумаге и выдает текст, не задействуя его мозг. Объяснение было откровенно мистическим и Самарина устраивало. Тем более что элементы мистики в свои романы он добавлял, и именно они, он был уверен, придавали тексту необычный подтекст и остроту.
Самарин вздохнул, написал первое предложение. Потом зачеркнул его. Нет, все не то, такое начало никуда не годится.
Он посмотрел в окно. За окном май прощался с календарем, а значит, не за горами лето. Это была самая любимая его пора. Именно летом, уезжая в глухую деревушку в соседней области и снимая там домик на опушке леса, Самарин не просто писал, он творил! Называл шутя этот домик своей писательской резиденцией, да так оно и было по большому счету. В свои тридцать семь лет он не был женат, отшучивался тем, что в архиве с невестами было напряженно, а уж сейчас, сидя в квартире на седьмом этаже или в деревушке с глухими старушками, – и подавно. Его пока все устраивало. Куда спешить, хомут на твою шею еще найдется, повторял он слова своей бабушки.