Дождь, вот уже вторые сутки хлеставший наотмашь все подряд – автомобили, крыши, витрины, людей – постепенно уставал. Прежнее остервенение неутомимых струй, постепенно ослабевая, сменялось нудной безысходностью тяжелых капель. В прежние времена такие ливни обрабатывали город неделями напролет, торопились сменить друг друга, смывая мусор и грязь в огромные кучи у водостоков. Но это было давно – в далеком детстве.
Лаврик поднял повыше воротник холодного плаща и поежился: отсыревшая ткань не только не грела, но и не желала больше защищать от влаги.
С самого утра он бездомно бродил по городу, не замечая ничего вокруг. Работа в архиве, хотя и позволяла сводить концы с концами, к роскошествам все ж не располагала. Но даже эту вечную денежную скудость Лаврик научился использовать на пользу дела. Он теперь чаще выходил из дома, думая о своем, – на ходу всегда легче думается, а голод, лучший стимулятор воображения, подсказывает самые интересные мысли. Сутулясь, Лаврик шлепал по бесконечным лужам, весь отдавшись мыслям о тексте и стараясь не замечать дождя и голода…
Тот рассказ Лаврик написал давно, лет, наверное, десять назад, и все последнее время даже не вспоминал о нем. Отчего ж именно сейчас когда-то написанное проступило в памяти, да не только проступило, но и, цепляясь, все не хотело отпускать? В студенческие еще годы Лаврик, как и все, наверное, «грешил стишками», потом, после университета, летом, вдруг принялся сочинять смешные и грустные рассказы, которые раз от раза становились всё фантастичнее. Последний же, тот самый, десятилетней давности рассказ был по-настоящему фантастическим. Назывался он, правда, как-то витиевато и по-юношески выспренно: не то «Граната времени», не то «Цель оправдывает…» Да, точно, именно – «Цель оправдывает…», да не просто «оправдывает», а с многозначительным таким многоточием – как начало известного изречения без завершающего слова «средства». Средства, впрочем, тоже описывались, но – по ходу действия.
Сюжет рассказа Лаврик помнил сейчас уже смутно. Впрочем, если покопаться на антресолях, то папку с рукописью еще, наверное, можно найти. В последние несколько часов рассказ почему-то все не выходил у него из головы, и Лаврик испытывал теперь одно страстное желание – переписать его наново, восстановить, переделать.