– Широкий бритый затылок?
– Мужик это был. В женской шляпе.
– А почему вы об этом никому не сказали? – встрепенулся Асатуров.
– А кто у меня спрашивал?
– Вы должны были сообщить об убийстве.
– А я откуда знал, что это было убийство? Думал, голубки там играются.
– Голубки?
– Ну, если мужик в женской шляпе был…
– Со скалы столкнул.
– Куда столкнул? С камня? Откуда я знал, какая там высота, может, метра два всего.
– Сто два метра.
– Ничего себе! С такой высоты убиться можно!
– А почему, по-вашему, я здесь?
– Я так понимаю, вы следователь?
– Правильно понимаете. Я могу с вами пообщаться? – спросил Асатуров.
И, не дожидаясь ответа, направился к Максиму в люкс. Полине он велел оставаться в номере.
Максим пошел открывать следователю, Полина наделась, что разговаривать они будут на балконе, но, увы, они остались в номере. Мало того, Асатуров задвинул дверь, чтобы Полина не могла подслушивать. Впрочем, она уже могла не волноваться. Максим отвел от нее подозрения, и, пожалуй, она должна была его за это благодарить.
Море близко, прямо под ногами, достаточно сделать шаг и отдаться силе земного притяжения. Несколько секунд свободного падения, и до моря будет рукой подать. Только вот Маркушин руку протянуть не смог, разбился насмерть в двух шагах от него. Ролан Борисович Чистяков очень хотел знать, как это все произошло.
Он стоял на краю того самого обрыва, в темноте, под луной, звезды зажигались одна за другой, создавая притяжение, обратное земному. Небо тянуло вверх, море вниз, и это противодействие создавало чувство равновесия, которое позволяло возвышаться над бездной с чувством уверенности в себе. А ведь кто-то мог подкрасться к нему сзади, толкнуть в спину… И вряд ли это будет Полина.
Смерть Чистякова не пугала. Ему сорок девять лет, он хоть и чувствовал себя молодым, но жизнь уже, можно сказать, позади. Да и нет у него ни жены, ни детей, которых нужно растить и содержать, если он вдруг уйдет из жизни, никто и не заметит. Если вдруг, то никто ничего не потеряет. А сам он свою смерть как-нибудь переживет. Есть же что-то там на том свете, не может ничего не быть. Ему ведь многого не надо, вселиться душой в какой-нибудь камень на вершине горы, лежать себе, не чувствуя ни холода, ни влаги, и думать, размышлять. Пока человек думает, он жив. Даже если он камень…