По бледным щекам Прозерпины потекли слезы отчаяния, когда перед ней начала вырисовываться новая картина будущих событий и образы грядущих страданий. Ничто не освещало это мрачное, призрачное Полотно…
Измученная Прозерпина скрестила руки на груди; плач музыкального инструмента смолк, и под сводами ее зловещего узилища снова воцарилась тишина. Прошло так много времени с тех пор, как у нее отняли свободу воли, и ее жизнь потеряла всякий смысл. Так давно, что даже ее тело и способности больше ей не принадлежали. Столько жертв – и такая жалкая компенсация…
Почти два столетия она томилась здесь, в ужасных, унизительных, невыносимых условиях. Разве можно к такому привыкнуть?
Полностью обнаженная, Прозерпина висела на высоте двух метров над полом, проткнутая многочисленными трубками, которые одновременно поддерживали жизнь в ее теле и ограничивали ее силу. Кроме того, она не могла противиться видениям, не могла не слышать голоса, не могла прогнать картины, непрестанно возникающие у нее в голове. Она почти не могла двигаться…
Окружающая обстановка поражала величием и заунывностью. Готические арки поддерживали высокий, более пяти метров над полом, потолок; все округлые стены странного зала были расписаны фресками, изображавшими падение человечества и наступление эры богов. В склепе горело всего два факела, их слабый свет едва-едва разгонял темноту; основное пространство зала тонуло во мраке, так что обитель Прозерпины казалась зримым воплощением кошмара…
Механическая рука протянулась к девушке, и ей в бок вонзилась тонкая игла, так что пленница вздрогнула от неожиданности. На фарфорово-бледной коже образовалась блестящая капля крови и потекла вниз, рисуя на теле неровную алую дорожку. Тотчас же дар Прозерпины взыграл с новой силой, и образы, составляющие Паутину времени, четче проступили перед мысленным взором девушки.
На губах Прозерпины появилась легкая улыбка: она ощутила приближение своего любимого. Наконец-то ее озарит крохотный лучик счастья в бесконечном океане скорби, составлявшей ее привычную жизнь.
Еще через несколько секунд загремели сложные замки на дверях ее темницы, и двери, ведущие во внешний мир, распахнулись, повинуясь мысленному толчку бога. И вот появился Гефест; в полумраке склепа его светлые волосы казались почти белыми.