– Ты… согласился работать с падальщиками? – каким-то помертвевшим голосом произнесла Женька, не обратив внимания на заданный вопрос. – С падальщиками?
– Жень! Ты меня слушала? Тебя бы на исправ…
– А как же мама? – перебила Женька. – Ты маму предал.
Слова застряли в горле, разом перекрыв дыхание, и Илья судорожно сглотнул. Женька, бросив ему в лицо обвинение, молчала. Только замерла с неестественно прямой спиной на самом краю сиденья.
– Лучше, если бы они тебя взяли?
– Да. Я знала, что так может быть, и что рано или поздно мне придется прятаться. И что я могу не успеть спрятаться. Знала, понимаешь? И что ты считаешь, что надо сидеть и не высовываться, я тоже знаю. Это твое право – так думать. А мое – по-другому. Я считаю, что надо драться. Чтобы они не могли просто так убивать. Мама погибла, потому что все молчали, потому что их не касается. Ведь стучат в соседнюю дверь, а не к ним. Они такие, как ты. Вы отворачиваетесь к стенке, когда они идут. Боитесь. Я не хочу быть такой. Я не просила тебя помогать, особенно так.
Женька не кричала, не пыталась что-то доказать, просто… информировала. Слова падали как булыжники, беззвучно зарываясь в ил, – не сдвинуть, и не исправить.
– Илья, откажись. Пожалуйста. Или я пойду в полицию и признаюсь, что там была я. Напишу заявление.
Илья встал, зло смахнул висящие в воздухе экраны и уставился на Женьку.
– Можешь идти. Контролировать тебя не буду, запирать – еще глупее. Я завтра ухожу в любом случае, пойдешь ты или нет.
– Илья!
Илья развернулся и молча пошел к выходу.
Как погибла мама, он узнал от отца. Тот, в очередной раз раздобыв дозу «мурены», сидел на кухне, буравя стену бессмысленным взглядом. И говорил, не замечая присутствия сына. А потом заплакал, бессвязно бормоча, что он трус, что должен был пойти разобраться с падальщикам, а не брать компенсацию.
Илья пять лет был уверен, что его мать пожертвовала собой во имя Города, и даже гордился этим. Он помнил, как позвонил человек в черной форме и долго говорил, что доктор Астахова – настоящий герой, и Город ее не забудет. И только тогда, на маленькой кухне, из сумбурной речи отца, он узнал, как именно Город решил оценить героизм его матери. А падальщики привели приговор в исполнение. Никому не нужны подвиги, героев сжигают на кострах и сметают пепел в совок, как мусор с улиц. Женьке он рассказал уже сам, решив, что та имеет право знать. Идиот.