Все остальные последовали его примеру. Кроме меня.
– Священник Иоанн Григорьевич, – представился он и обратился ко мне. – Понравились наши витражи? У них великая история, обязательно поведаю вам в будущем, вы верно устали.
– Нет, – ответил я погромче, в бескрайнем помещении храма, казалось, что мой голос не услышат.
Дедуля со священником смерили меня недобрыми взглядами. Мама мягко коснулась плеча, словно уверяя- всё в порядке.
Нас повели по храму, от одной картины, которые называли иконами (ликом святых), к другой и рассказывали истории. Остальные посетители себя называли братьями и сестрами, я мысленно позавидовал тому, какая у них семья большая, я – то один, у моих друзей в семье не больше троих детей, а тут человек пятнадцать насчитал, а они всё сестры и братья. Нас провели в следующий зал. Послышалась холодящая душу мелодия, захотелось плакать от заключенных в нее слов. Еще один священник произносил напевно стихи, а люди, выстроившись в очередь, получали у него из рук какую-то еду. У меня шумно забурчало в желудке.
– Это таинство Причащения, способ соединения с Богом. Люди получают частичку Христа, его кровь и тело.
– С одной ложки есть нельзя, заразно! – удивился я, вспомнив, как мама запрещает пить из чужих стаканов.
– Заражаются люди только через грех, а в доме Господня только чистые помыслы и намерения… и ложки.
– Ну, мама говорит стерилизовать надо руки, – прикрикнул я возмущенно, а деда легонечко шлепнул меня по губам, призывая к молчанию.
Я обиделся до слез, а священнику жест понравился.
– Не оставляйте юношу без наказания, если накажешь его розгою, он не умрет. Ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподни.
– Это так жестоко, – вступилась за меня мать.
– Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью, но после, наученным через него, доставляет мирный плод праведности.
Мне после таких речей было уже всё не радостно, даже красивые стеклышки потеряли свою привлекательность. Я почувствовал, как мою руку сжала мамина влажная ладошка, и мне стало лучше.
Дедушка активно интересовался всем, казалось, ему близко всё, что рассказывает священник, и такая форма служения ему по душе. Очень много вокруг было стариков, возможно, в конце своей жизни, вырастив семью, мы нуждаемся в этом, служении единому лицу и единой цели. Это нас спасает от одиночества.