–Да, он вообще личность незаурядная. Скоро сам убедишься.
С полчаса, правда, прошло, пока "герой" явился. Представительный такой, породистый грек, на доброго директора похожий, которому заявление на летний отпуск без содрогания подаёшь. Годами, наверное лет на пять постарше, напрашивается, о годах его, циферка к "полтиннику" приближающаяся. Ранняя седина выбелила голову, не хуже гидроперита, но волосы не поредели. Серые глаза, довольно светлого оттенка, в прибавок к белёсой шевелюре, могли бы ввести в заблуждение насчет его средиземноморского происхождения. Однако, отчего-то сохранившие первоначальный цвет, тёмные брови и смуглая кожа, всё-таки, выдавали бывшего брюнета. В отличие от античного героя, этого Ахиллеса стройным назвать трудно, благородное брюшко никак не скрывала широкая майка, на пару размеров побольше нужного, но правда и толстяком обзывать его было ещё преждевременно, просто, человек с хорошим аппетитом.
Пападокис втащил за собой сумку на колёсиках, какие, обычно, катают по аэропортам мира, четверо, из пяти авиаторов, с личным барахлом. Насчёт амфоры, что разговаривая по телефону, произносил Сытов, оказалось вполне точное определение сосуда, извлечённого из той сумки. Нет, ну конечно, не подлинный раритет прошлой эры, новодел, но выполненный в правдоподобном античном стиле. Когда из горлышка амфоры была вынута пробка, воздух наполнился приятным виноградным ароматом с нотками "Изабеллы" и ещё чем-то тонким, южным, возбуждающим аппетит и, вообще, радость жизни.
– Я о тебе слышал, Александр Гурзанов! Ты ведь тогда «вторым» был у Антона, в Сибири?! Рассказывал он, как ты самолёт взорванный сажал. Честь и хвала! – Произнёс грек, наполнив пузатые фужеры красным вином самого благороднейшего колора. – Ну, с Богом, православные!
– Вино недурственно! – Сразу определил Гурзанов, посмаковав первый глоток. – Даже такой как я, любитель крепких напитков, найдёт в нём повод для восхищения. А ты откуда так хорошо русский знаешь, Ахиллес? – Поспешил спросить он, сразу перейдя на "ты".
Пападокис улыбнулся открыто и широко, совсем не торопясь с ответом, отхлебнул винца из своего фужера.
– Да он восемь языков знает! – Гордо заявил за него Сытов. – А вот откуда – не сознаётся! Наверное, его из шпионов отчислили за слишком добродушный нрав. Быстро ты из Бангкока обернулся, Ахиллес.