Глеб сидел, погрузившись в раздумья. Кофе он допил, однако не спешил отставлять в сторону опустевшую чашку – любовался акантовым орнаментом, довольно редким в современном дизайне, хотя в античные времена акант считался символом триумфа и преодоления жизненных испытаний. Посему было очень приятно увидеть его заострённые лепестки в таком неожиданном месте – на кофейной чашке в придорожной гостинице. Глеб не был любителем кофе, пил его редко, по необходимости. Зато любил античность – историю, культуру, сам эллинский дух, такой разумный и одновременно наивный. Лет с двенадцати он стал заучивать наизусть сентенции античных мудрецов. И частенько мысленно сравнивал знакомых людей с известными мифическими персонажами. Маруся ассоциировалась у него с верной Пенелопой, которая двадцать лет ждала своего Одиссея. А брат виделся юным Икаром, которому страстно хотелось летать. Глеб даже крыльями его снабдил – пусть порадуется дитя. Сам он, считай, так и не вкусил прелестей юности: кто-то же должен был кормить их маленькую семью. И не только кормить. Родиона следовало обеспечить всем необходимым, чтобы строгие тётки из опеки не сдали его в детдом…
Лишённый родителей, малой рос, ни в чём остальном не зная нужды. И, как часто водится в таких случаях, особо не задумываясь, откуда вообще берутся деньги. Одиннадцать лет Глеб возился с братом, лишив себя личной жизни, – если бы Маруся сама не проявила инициативу, до сих пор ходил бы бобылём, – а в результате воспитал безответственного лодыря. Ну какой из Родьки композитор – блажь, да и только! Как говорил Платон, не прибавляй огонь к огню. Хватит тащить парня на себе. Денег не жалко, теперь он потянул бы целый полк юных оболтусов, но брату пора становиться взрослым…
Глеб с трудом подавил зевок, потом второй. Странный кофе у этой царственной Вероники: вместо ожидаемой бодрости вдруг потянуло в сон. И Родька, балбес, пропал куда-то, пошёл чужого пса выгуливать, а ты тут сиди, жди!
Хотя в последнее время так редко выпадают минуты передышки. Как там говаривал Цицерон? «Я никогда не бываю так занят, как в часы своего досуга» – да, именно так. Глубоко вздохнув, Глеб поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза…
***
Его разбудил запах – терпкий, резкий, с примесью ароматов сырой земли, палой листвы и ещё чего-то горького. Он открыл глаза. Оказалось, это был запах дыма. Сизый дымок лениво вился над костерком из полусырого валежника, уходя в низкое, уже совсем зимнее небо. Последняя листва трепыхалась на ветках вяза над головой, почти не заслоняя солнца, которое ещё радовало, но уже не грело. Глеб, вернее, Джейкоб – да, теперь его звали Джейкоб Блум – полулежал, привалившись спиной к стволу дерева, глядел на раскинувшуюся впереди унылую вересковую пустошь и думал о том, что через неделю-две выпадет первый снег, а значит, утки наконец покинут своё излюбленное болото и улетят далеко-далеко. И это очень хорошо, потому что нет ничего глупее охоты, в особенности на уток. И плевать, что об этом думает Эдвард Стэнхоуп!