Есть вещи, носящие характер традиции, к которым можно относиться достаточно гибко,– это касается, например, каких-то обрядовых различий между Поместными Церквами. Но есть вещи, которые одинаковы у всех: и в Японии, и в Греции, и в Сербии, и в Болгарии, и в России, и в Русской Православной Церкви за рубежом, потому что они являются базовыми. И отказываться от них или пытаться их видоизменить, говоря, что это не важно, – это, конечно, огромное неразумие. И, по большому счету, то, что не дает человеку последовать за Церковью в данном случае, не дает просто принять то, что принято ею, – это тоже некая маскируемая таким образом зависимость.
Скажем, человек настолько привык есть йогурт, что не может без него прожить в течение Великого поста. Он может потерпеть отсутствие на своем столе мяса, но к йогурту привык до такой степени, что начать утро без него уже не в состоянии. Хотя этот йогурт может содержать массу отнюдь не полезных красителей и добавок, так что необходимость его употребления Великим постом ради здоровья желудка – крайне сомнительный аргумент. И отказ от него, может быть, напротив, принес бы человеку пользу. Но тем не менее человек настаивает: «Без йогурта не могу!». И таких примеров, во многом нелепых, смешных, – хоть отбавляй.
То есть человек не дает самому себе даже поставить ногу на первую ступеньку лествицы духовного восхождения. И, как следствие, никакого восхождения не получается.
Как ни странно, не ступив на эту первую ступеньку, люди потом говорят: «Христианство не может меня изменить! Я такой, какой есть, таким я и останусь». Но – такая действительно парадоксальная вещь – человек, который не решился подняться на первую ступеньку и который, соответственно, никогда не поднимется выше, будет убежден, что христианин в принципе не может быть другим, нежели он. Он будет внутренне примирен с тем, что он таков, каков есть, и что он никогда не изменится. Вот это самое страшное пораженчество, которое может быть в христианстве: отказаться от любого желания двигаться вперед и отказаться от мысли о том, что это движение возможно, – даже от мысли как таковой! И это то, что мы наблюдаем сплошь и рядом. А когда человек отказывается от движения вперед, он практически перестает что-либо делать. Перестает молиться и начинает «вычитывать» правило, потом начинает пропускать чтение правила, потому что какая разница: «Не прочел я сегодня, не прочел завтра, я все равно плох и лучше не стану!». Человек перестает читать, человек начинает ходить в храм не регулярно, а лишь время от времени и точно так же время от времени причащаться, потому что «раз результата нет, то в принципе можно особенно и не стараться. Я христианин – да, и иногда бываю в храме, и иногда исповедуюсь и причащаюсь, и иногда молюсь». И вот это и есть то состояние теплохладности, которое само по себе просто убийственно, не говоря уже о том, что оно противно Богу (см.: Откр. 3, 14–16). А рождается оно именно из отсутствия готовности от чего бы то ни было отказаться, от неготовности решиться на самый микроскопический, мизерный подвиг, который требует разрыва с чем-то, к чему ты привык, за что ты держишься и что считаешь своей неотъемлемой потребностью.