– И давно ты здесь на нелегальном положении?
– Больше года, – вздохнула Мария и, махнув рукой, с интересом взглянула на Катю, – А как родительница твоя? Что говорит?
– Ничего не говорит. Она даже не знает, что я в больнице.
– И про диагноз не знает?
– Нет. Я не рассказывала пока…
– Вот оно что… – задумалась Мария, – А я смотрю, всё одна, да одна, не передач, ни посетителей… Ясно. Ты ей обязательно всё расскажи, – немного помолчав, сказала Мария, – Пусть помолится. Материнская молитва со дна моря достанет!
– Не знаю, – задумалась Катя, – Может быть… Потом…
– Хоть бы письмецом её осчастливила что ли?! Мать всё-таки!
– Душе страшно! – Катерина испуганно взглянула на Кирилловну, – Не знаешь, когда и от чего умрёшь.
– Неважно от чего умрёшь, главное – для чего родился! – уверенно сказала сиделка, – Ты уж там, как знаешь, а весточку матери пошли.
Кирилловна обняла Катю, и они молча сидели на больничной койке. В этот момент каждая из женщин думала о своём. Сиделка вспомнила покойного мужа Василия и погибшего в автомобильной катастрофе сына Петю. Вспоминала свою прежнюю, относительно спокойную, жизнь. Трудовой коллектив, больные, с их заботами и переживаниями, крепкая семья – всё это создавало мощную, непоколебимую точку опоры, внушало ощущение сопричастности всем происходившим на Земле событиям, частью которых она, безусловно, являлась. Теперь же ей было страшно оставаться один на один с огромным, враждебным, эгоистичным миром, в обществе, теряющем последние нравственные устои.
Катя почему-то вспомнила свои детские, дошкольные годы, уютный московский двор, кожаные сандалии, солнечное летнее утро. Вот она пятилетняя девочка, вдоволь накачавшись на качелях, вбегает в свой подъезд, поднимается на третий этаж… Дома мама, она готовит завтрак. Дверь в кухню открыта, шторы на окнах слегка колышутся от лёгкого ветерка, солнечные лучи весело падают на кухонные полки, на посуду, на маму. В кухне работает радио, звучит музыка. Строки из той песни почему-то врезались в детскую память, и Катя вновь отчётливо слышала их.
Песня пусть начинается, до небес поднимается,
Светом пусть наполняется, как заря.
Посидим по-хорошему, пусть виски запорошены,
На земле жили – прожили мы не зря…
К сожалению, всех слов она не запомнила, но то, что пришло на память, давало ясное представление о грандиозном замысле её авторов.