Остаток вечера проходит без каких бы то приключений. Тедди веселится, танцуя то с леди Катериной, то с другими девушками. Он – любимец гостей, и с его личика не сходит счастливая улыбка.
Пару раз меня приглашают потанцевать, но я отказываюсь.
– Простите, я гувернантка, – говорю я, и очередной кавалер молниеносно растворяется в воздухе.
– На твоем бы месте я потанцевал, – говорит мне Бэзил, когда я отвергаю очередного мужчину.
– Зачем?
– Тебе рано или поздно придется выйти замуж. Почему бы не за элиту? Например, за него, – он кивает на мертвецки пьяного графа Эрмонда, который уже дважды делал мне предложение.
– Я не собираюсь замуж. Тем более, за элиту.
Бэзил фыркает, но ничего не добавляет к своим словам.
Через час праздник заканчивается. Мы с Бэзилом отводим Тедди в его комнату. Малыш возбуждён и явно не торопится лечь в постель.
– Я дважды танцевал с леди Катериной, – говорит он мне, когда после душа забирается под одеяло. – Представляешь, Мэгги?
– Здорово, – соглашаюсь я. Бэзил давно ушёл, и мы в комнате одни, как в старые добрые времена. Тедди впервые по-настоящему счастлив, и я не могу не радоваться произошедшей в нем перемене.
– Она такая красивая! И у нее тоже есть лабрадор. Только воробья нет. Может ей его подарить? Или попугайчика? Или кенаря? Кенаря еще лучше! Как ты думаешь, Мэгги?
– А ты спроси ее при следующей встрече, – предлагаю я. Лицо Тедди снова озаряется улыбкой.
– Да, спрошу, – отвечает он, переворачиваясь на бок.
– Что будем читать сегодня?
– Ничего. Иди к себе, Мэгги. Я хочу подумать.
Посмеиваясь, я выхожу из комнаты. Дежурящие у дверей гвардейцы тотчас заступают перед ней плечом к плечу. Милый Тедди, оказывается, влюблен. Боже, ну какой он чудесный. Кто мог подумать, что моя боль немного утихнет рядом с малышом-принцем, который будет называть меня «Мэгги». Я все еще по ночам думаю о маме, но теперь я не представляю то, как ее расстреляли, а как бы она смеялась, если бы ей довелось познакомиться с Тедди. Мама очень любила детей и всегда жалела о том, что я у нее одна.
Я уже дохожу до двери, ведущей в крыло слуг, как перед глазами внезапно вырастает чья-то тень, и в следующее мгновение я получаю удар в лицо. Боль сокрушительна. Я оступаюсь, и тут же меня настигает второй удар, от которого я уже не могу удержаться на ногах. Высокие каблуки подворачиваются, я падаю на пол, и болью взрывается уже не лицо, а бок, по которому приходится очередной удар.