Увидеть заречья даль до гор у границ твоих.
[85]Именно это стихотворение Азария любил больше остальных; читал его наизусть; ему даже казалось, будто он его написал. В наши юные годы жизнь представлялась бесконечной, и мы верили, что найдём ответ на все ещё не решённые вопросы… Сейчас я стою возле дома, где когда-то жил мой друг, и боюсь переступить порог; не хочу расставаться с иллюзией увидеть его на прежнем месте… Стучу в знакомую дверь, открывает неопрятный с помятым бесцветным лицом человек. Я так и не перешагнул порог, за которым вместо когда-то изящно убранной комнаты со всегдашним запахом свежести увидел грязное, похожее на ночлежку жильё для возниц дальнего следования, где люди спят не раздеваясь.
Я удалялся от дома, где жил мой друг, с тоской вспоминая наши долгие беседы… Всего лишь несколько лет прошло с тех пор, как, будучи учеником талмудической академии, я гулял в оливковых рощах Лусены, любовался виноградниками, подолгу стоял на берегу реки, воображая своё счастливое будущее. Сейчас же всё здесь, даже когда-то восхищавшие меня изделия в лавках искусных мастеров по металлу, не занимает меня. Город, основанный евреями после разрушения Первого Храма, то есть шестнадцать веков назад, процветал ещё до недавнего времени, до тех пор, пока правитель Альморавидов не потребовал, чтобы иудеи обратились в ислам. Община спаслась ценой огромной взятки, однако многие из моих единоверцев переместились на север, в район моего родного города Туделы.
Ненадолго я задержался в Лусене, ещё недавно славившейся учёными и мудрецами. Может, и осел бы здесь; со временем заслужил бы авторитет хорошего врача, мог бы снять достойное жильё. Но неожиданно в 1108 году получил приглашение в Толедо от Шломо ибн Фарузиэля, который состоял на службе у короля Альфонса VI в качестве молодого успешного дипломата. Его дядя, Иосеф ибн Фарусаль, будучи придворным врачом, способствовал моему появлению. Ну да евреи, приближённые к власть имущим, хранят верность своим единоверцам – помогают найти работу и по мере своих сил защищают от насилия и произвола. При этом за вину, проступок одного расплачиваются все, всех клеймят отверженностью, презрением. Чувство единства в изгнании позволяет нам выжить, не утратить память о своей истории, верность Вседержителю. Нас объединяет одна судьба малочисленного, по всему свету разбросанного народа.