Отец, конечно, любил «принять за воротник», да и компании любил собирать. Но в последние месяцы перед смертью все больше отсиживался в одиночестве, над чем-то работал и много писал.
В тот день Полина впервые почему-то подумала, что надо переехать к нему. С этими мыслями и пошла к отцу после учебы. В квартире стояла гробовая тишина. Юрий Скороходов лежал, прижав руку к груди, а на полу валялись его дневники и несколько засохших стеблей васильков.
Она в шоке позвонила в соседскую дверь, а тетя Люся вызвала участкового и врача. Ничего подозрительного не нашли, да и не искали.
Ираида устроила достойные похороны. В городской газете опубликовали некролог, и в кафе, где был заказан поминальный обед, собралось большое количество народу. Полина плохо помнила день похорон, сознание, словно оберегая ее, работало вхолостую, поэтому перед глазами проплывали лишь воспоминания, где отец был жив и здоров. Ираида, заметив легкую блуждающую улыбку на лице дочери, нервно дергала головой и старалась сделать все, чтобы остальные, не дай бог, не обратили на это внимания.
Полина переехала в квартиру отца дней через пять после прощания с ним. Поначалу хотела просто прибраться, но, когда оказалась в родных стенах среди знакомого творческого беспорядка, расплакалась и твердо решила остаться. Мать не стала противиться, хоть и пыталась доказать, что квартиру следует продать или обменять на более приличную. Но потом махнула рукой, решив, что рано или поздно Полина передумает и вернется к ней и к привычной сытой атмосфере.
Но в этой запущенной квартире Полина словно обрела второе дыхание. Среди заваленных книгами, бумагами и папками шкафов, в кривобоком мягком кресле под прокуренным пыльным абажуром ей было по-настоящему хорошо. Вернулось желание писать, которое, к слову, когда-то пропало именно здесь…
Полине было пятнадцать, когда она, собравшись с духом, показала отцу наброски своей первой повести. В тот день Юрий был не в духе, поэтому в хвост и гриву разнес робкие попытки дочери облечь свои мысли в удобоваримую форму. Указывая на недостатки, он болезненно морщился и постоянно говорил, чтобы она не занималась ерундой, а направила все свои силы на школьную программу и выбрала себе нормальную профессию.
Полина расстроилась до слез. Она была просто убита его словами. Разве не он стал ее проводником в мир литературы? Разве не от него она переняла эту страсть к неизведанному и прекрасному? Но в его речи явно сквозило влияние матери, а вот ей-то совсем не по нраву было желание дочери. Конечно, Ираида переживала за состояние Полины, и на то были веские основания, но разве это имело отношение к тому, как могла бы сложиться ее творческая жизнь? Быть писателем, может, и не профессия в полном смысле этого слова, но ведь достойных примеров обратному масса.