Алла
Я сопротивлялась изо всех сил притяжению. Нет, оттолкнуть не пыталась, а побыть безучастным зрителем немного получилось. Но уже тогда я понимала: ничего не выйдет, Драконов сейчас не в том состоянии, чтобы понимать слово «нет». А я не в том состоянии, чтобы его произнести вслух.
Я не удивилась страстному танцу его тела и губ. Скорее, Аркадий подтвердил мои смутные подозрения, что такие, как он, вряд ли песня на один мотив.
Я могла об этом думать, пока притворялась ветошью. Потом стало совсем не до размышлений на посторонние темы.
Он словно выдавил из меня лишнее. Остались только мы. Я не поняла, как оттаяла и ответила ему. Мы жарко сплетались в тёмном коридоре в объятьях. И большой вопрос, кого из нас больше шатало.
Позже, вспоминая детали этого безумства, я не могла с уверенностью сказать, кто из нас был инициатором всего остального.
Кажется, он превратил меня в совершенно неуправляемую кошку. Отчётливо помню, как схватила его за руку и потянула за собой. А дальше – вся инициатива у него. Он решал, когда мы остановимся и поцелуемся ещё раз. Гладил лицо моё, словно я реликвия, доставшаяся ему по наследству, а он никак не может нарадоваться свалившемуся на голову счастью.
Молча. Ни слова, будто мы дали обет молчания. Дыхание одно на двоих и два взбесившихся тела. Не понять, где чьи ноги и руки, кто об кого трётся. То, что у нас ни одной головы на двоих – тоже к гадалке не ходи.
Я не помню, как мы очутились в полутёмной комнате. Кто с кого одежду срывал – медленно, постепенно, не прекращая поцелуев – тоже не помню.
Руки его гладят шею и сжимают плечи. Мои пробираются под свитер и футболку, бесстыдно шарят по груди, касаются живота. Ах, как он прекрасен! Живой, настоящий, горячий. Под кожей двигаются гладкие литые мышцы. По нему можно анатомию мышечной системы изучать – куда там картинкам на бумажных страницах!
Аркадий не отстаёт: его пальцы пробегаются по моей груди, вызывая ещё большую бурю и смятение, ладони меряют талию – обхватывают почти полностью. Большими пальцами он поглаживает мой живот. Из глотки его рвётся возглас удовольствия. Кажется, ему всё нравится.
А потом мы падаем на широкую кровать, и я на короткий миг застываю от ужаса: это вип-комната, мне здесь не место. Меня ждут большие неприятности, если кто-то застанет, увидит, застукает с поличным.