Боги поневоле. Наследие Зевса - страница 11

Шрифт
Интервал


Султан окинул меня внимательным взглядом – свет люстр, отраженный от пола, сверкнул яркой искрой в его глазах, – и сделал уверенный отрицательный жест рукой. В голосе его, обращенном ко мне, зазвучала некоторая насмешка.

– Как тебя зовут?

Я тяжело вздохнул, помолчал и, снова набрав в грудь побольше воздуха, отозвался с удивившей меня самого обреченностью:

– Марк. Марк Слеттер.


Преддверие


– Слеттер?.. – мужчина нахмурился, явно что-то вспоминая, – Марк… Слеттер… – он перевел взгляд на стоящего рядом человека, ища в нем подсказку, перевел взгляд на стражу и рассеянно пробормотал, – Какая-то знакомая фамилия… Слеттер, Слеттер… – султан дважды стукнул себя пальцем по губам и, озаренный внезапной догадкой, вновь устремил взгляд к собеседнику, – Погоди-ка… М. Слеттер? Так значит, ты – тот самый журналист-разоблачитель? Ну, мне нравятся твои статьи, ты хорошо пишешь. Жаль только, редко.

Молодой человек, стоящий посреди зала, насмешливо фыркнул и, скрестив руки на груди, сделал неловкую попытку отставить ногу в сторону. Узкое и мокрое платье сделать этого ему не позволило, посему юноша вынуждено ограничился тем, что переступил с ноги на ногу.

– Ты, вероятно, будешь сильно удивлен, но преступники не всегда горят желанием быть разоблаченными, – он тяжело вздохнул, – Да, я тот самый. Счастливчик-разоблачитель, угодивший в плен к тому, кого хотел разоблачить…

– М? – властитель, внимательно глядящий на своего внезапного гостя и вслушивающийся в его слова, чуть склонил голову набок, позволяя падающему из окон за спиной свету озарить правую сторону его лица, и поправил тюрбан, – Любопытно. Надеюсь, не преминешь поделиться этой историей? Уверен, она будет очень интересна.

– Мне что, сказки тебе на ночь рассказывать? – Марк, постепенно замерзающий в мокром, да еще и стащенном до пояса платье, раздраженно дернул плечом, силясь скрыть легкий озноб, – Нашел Шахерезаду! История длинная, скучная, и вообще… – он поморщился и, еле удержавшись, чтобы вновь не сплюнуть, буркнул, – Лучше бы свое имя назвал. А то говорю как с болванкой коронованной…

По залу прокатился мягкий, бархатистый смех, смутно напоминающий негромкое рычание большой хищной кошки. Его сложно было назвать однозначно искренним, однако и деланым он не казался и, навевая странное ощущение нереальности, окунал одновременно в ледяной холод и в иссушающий зной.