Призвание – писатель. Том 1 - страница 38

Шрифт
Интервал


И тракт золотой, что над миром царит,
Наш прах в колею закатает.

Лебеди-гуси

С каждым прожитым днём понимания больше и грусти,
С каждой спичкой зажжённой и сам, словно хворост, горю,
А забудусь на миг – и несут меня лебеди-гуси
Через лес, через дол, через долгую память мою.
Озаряются дали, и вижу я мать молодою,
И отец-молодец, с ним любая беда не беда,
Ранним утром меня умывают живою водою,
Чтоб с меня худоба уходила как с гуся вода.
Над тоскою моей, над уснувшей с усталости Русью,
Над вороньим гуляньем, затеявшим суд-пересуд,
Сколько крыльев хватает несут меня лебеди-гуси,
Сколько крика хватает зовут мою память, зовут.
То дорога легка, то вокруг облака без просвета,
То дымком от печи, то пожаром потянет с земли,
Золотыми шарами и мёдом нас балует лето,
Серебром осыпают усердные слуги зимы.
Но недолог полёт, возвращенье всегда неизбежно,
Оборвётся сомненье, проститься и то не успеть,
И смотрю я назад, и такая мне видится бездна,
Что оставшейся жизни не хватит её рассмотреть.

«Осень в райских садах…»

Осень в райских садах…
С неба падают яблоки,
А в земных городах
Начинаются ярмарки.
Осень в райских садах…
Позолота как золото,
Ради этого в прах
Жизнь моя перемолота.
Осень в райских садах…
Согрешить да покаяться,
То ли мёд на устах,
То ли кровь запекается.
Осень в райских садах…
Не доверившись ангелам,
Постою на весах
И уйду неприкаянным.

«Вот она, последняя дорога…»

Вот она, последняя дорога
По еловым веткам в благодать,
И уже рукой подать до Бога,
До небес уже рукой подать.
Я тебя жалею с опозданьем,
Мне немного выпало успеть:
Целовать последним целованьем
И последней жалостью жалеть.

«Тяжёлый дождь над нашей стороною…»

Тяжёлый дождь над нашей стороною
Идёт, бредёт, качается, ползёт,
То вдруг застынет каменной стеною,
Да так, что птицы тянутся в облёт.
И не утихнет этот дождь до снега,
Расквасит землю, небо раздерёт.
Зато какое время для побега —
Размытый след собака не берёт.

«Я на жизнь и на смерть никогда не играл…»

Я на жизнь и на смерть никогда не играл,
Только жил между жизнью и смертью
И из бездны людской сам себя доставал,
Словно рыбу, тягучею сетью.
И цеплялся за край, и дышал тяжело,
В одиночестве было мне тесно,
И светился мне берег ещё нежилой,
И темнела обжитая бездна.

«Спасённый небесною твердью…»

Спасённый небесною твердью,
Земною затянутый в жгут,
Живу между жизнью и смертью,