Это же пятно.
– Девушку убили, – смотрит Ира на меня понимающе. – Прямо тут, да. Красивая, с такими длиннющими волосами.
Я в оцепенении. Кажется, что голова прекращает работать и только стучат в висках мысли, одна страшнее другой.
– Что с ней было? – спрашиваю я, не узнавая собственный голос.
– Маньяк какой—то… Нам не говорят, что он там с ними делает. Вообще мало о чем говорят, но все менты на ушах. Ищут его. Я думаю, найдут.
Киваю.
– Конечно, найдут.
– Только немного стремно, что это так близко к моему дому… – говорит Ира, и её слова звучат как—то глухо, как будто она за толстым стеклом.
– Погоди, ты живешь рядом? – доходит до меня.
– Ага, – кивает она. – Ты так ни разу у меня и не был, а мой дом вон там, – она показывает пальцем куда—то вдаль. – Там пару одинаковых хрущёвок, мой в центре.
Но её дом я узнаю. Ночью я приметил именно его. Дом, где живет Она.
– Ты должна не ночевать сегодня дома, и будь подальше от этого района, – говорю я резко.
– Да ладно, он же не ходит только по этому району, он в разных же. Так что это не обязательно…
– Обещай мне, что не будешь здесь околачиваться сегодня, Ира!
– Переночевать у тебя? – спрашивает она кокетливо.
Сначала, я думаю, что это самая верная мысль, но второй мыслью приходит прозрение. Нет. Это опасно.
Вдруг я?
Вдруг, я ебанутый лунатик—убийца?
– У подруги, у мамы, у кого угодно. У меня не надо.
– Да ну тебя, – фыркает Ира.
– Я прошу! – я хватаю её за плечи, Ира смотрит на меня как на капризного ребенка.
– Ладно, фиг с тобой. Я буду паинькой у мамы дома. Смотреть мультики.
Тем вечером, я выступаю в клубе. Мы долго настраивали акустику, ведь нужно было чтобы хорошо звучали и гусли, и свирель, а не тупые басы как тут привыкли.
Это была моя идея использовать древнеславянские музыкальные инструменты. Я просто понимал, какое звучание мне нужно и не мог найти этого в других.
Иногда я даже поражался тому, как калюка звучит лучше флейты. Вернее, не лучше, это действительно было то, что звучало в моей голове, когда я писал песни.
Сегодня мы выступаем без бэк—вокалистки Иры, я попросил дать ей отгул, чтобы она успела уехать к матери. Концерт проходит легко, получается больше инструментальным и у меня выходит погрузиться на время в другое время. В другой век. Зал ликует, и я, безмерно уставший иду в нашу гримерку.