У моей бабы Нины четверо детей. Одного сына уже нет в живых. Ее дети мне не родственники, но при этом она моя бабуля. Вы уже поняли.
Когда я прихожу к ней в гости, мне нравится слушать ее истории. Они настоящие. Сейчас бабе Нине уже девяносто один. Ее историям чуть меньше.
У бабы Нины невидящая дочь. Помню, я приятно удивилась, когда узнала, что у дочери муж, дети, прекрасная работа, новая помада и бусы.
Баба Нина большую часть жизни прожила в деревне: хозяйство, сенокос, сложная работа. Одно время даже в кочегарке приходилось работать наравне с мужчинами.
Дочь с женихом (он тоже не видит) приезжали в деревню на каникулы, когда заканчивалась учеба. Это как раз совпадало с сенокосом.
Целыми семьями выходили на сенокос с рассветом и возвращались к вечеру. Жара, мошка, ноющая спина, мозоли, зато холодный ядреный квас в обед.
Вся деревня не понимала, зачем дети приезжают в самый разгар работы, если помочь ничем не могут. Только отвлекают. Лишние рты. Забот и без них хватает. Соседи, как пчелы, облепляли бабу Нину и жужжали под ухом. Она выслушивала все молча, протирала рукой пот со лба и продолжала работать.
Вечером все уставшие возвращались домой, отдохнуть, чтобы утром продолжить опять. Бабе Нине некогда было отдыхать. Она брала под руки своих детей и гуляла с ними. Она была и экскурсоводом, и корреспондентом, и учителем, и навигатором.
– Идем мимо дома культуры. Фасад обновили, подкрасили. Нарядный.
– Слышите смех? Это дети играют, лежат прямо на траве.
– Справа на заборе трехцветная кошка. К счастью.
– Чувствуете запах? Это баба Нюра своим пирогов напекла.
– Слева Петрович с соседом громко что-то обсуждают. Самогон, наверное, опять будут гнать.
– У Игнатьевых уже дым из трубы. Баню растопили. У них в палисаднике много ромашек. Стебли толстые. Бутоны крепкие. Хорошо на венки бы, если наплести. И забор, знаете, такой интересный. Выше остальных. Дощечка к дощечке. С любовью сделан. Основательно.
– Солнце садится. Пора возвращаться домой.