Так нетрудно давалась вчерашняя мне и дурашная жизнь…
Простодушный юнец я здесь горе большое увидел,
но спасибо друзьям, их святое «Братишка, держись!»
выручало ни раз и в беде, и в обиде…
И не надо, прошу, убиваться по мне, горевать…
Мой конец предрешён, я готов, по-солдатски спокоен.
Только жалко братишку, подружку и больше всех мать —
им меня не понять,
не простить,
не принять,
что я должен уйти на рассвете…
Я, наперво, – воин!
Будет утром последним и смертным мой бой.
Только сердце колотится: «Мо-жет, а мо-жет, а мож…»
Вот в дыру, что на крыше, пробился луч света невинный.
Свет господний – лазоревый цвет, голубой
вперемежку с нечистым свинцово-карминным…
Растревожен покой
долгожданной,
недружной стрельбой —
вразнобой…
Над горой
из тумана,
из дыма,
из газа
возник
закопчённый, весь в пятнах, замасленный солнечный диск…
Птицы смолкли – их трели, их писк…
Даже ветер затих, перестал шебаршиться и выть…
Долгожданный рассвет —
(здесь совсем не бывает других)
не умыт,
не одет
не пригож —
наступил…
Может рано тужить?!
На последний он что-то совсем не похож —
БУДЕМ ЖИТЬ!?
19 февраля 1987, 28 апреля 2018