Вы нам по своему вкусу и одежонку хотите купить, и профессию подобрать, и талант в нас раскрыть.
А вы за нас не бойтесь…
Дайте нам не только еду и шмотки, а солёного ветерка хлебнуть,
жаркого солнца испытать, проявить свои наклонности, но не в четырёх стенах, а на стройках, заводах, на полях, на воде и в небе, и космосе.
Вот тогда акселерация или если ещё мудрее слово отыщете, проявится во всех профессиях.
Пойдёт бурный рост производительности труда, и он станет называться «Третьей научно- технической революцией».
Вот, что я вам хочу сказать:
– Не думайте, как нас называть, а подумайте, где бы мы могли свои силы и знания принести?
Этот рассказ был написан в восьмидесятые годы прошлого столетия.
За это время мы столько наломали. Надеясь на вещизм, мы всё разрушили, ринулись за «западными ценностями», нахлебались нищеты.
Упиваемся интернетом. И опять нарываемся «на старые грабли»:
Детей мы с пелёнок награждаем айфонами и гаджетами, и хотим из них получить что – то толковое.
А вы знаете, что сами себе, и новому поколению вы подкладываете мину замедленного действия.
Даже само название этому явлению придумали «Гад же ты!»
И что ж нам ждать от бедующего???
Как перешнуровали культуру
Девяностые годы, я еду на работу, из Выхино, на электричке.
Вагон полон, все торопятся, возбуждены, кто – то похрапывает, пытаясь досмотреть навязчивые сны.
В центре вагона весёлая компания молодых парней. Они едут
издалека, и успели принять горячительные напитки.
Речь яркая, витиеватая, вся из отборного мата и непонятных междометий.
Люди оглядываются, косо смотрят, но молчат.
Я не люблю ругаться. Вырос в Советское время, и, даже когда ходил в моря, в Северную Атлантику, на среднем рыболовном траулере, но и там старались не ругаться.
Служа в Советской армии, мы не уважали офицеров, которые, иногда бравируя, как говорится «палили с ветерком и матерком».
Ну, а тут в девяностые «разгул демократии».
Вот двое крепких парней их компании. Встали, и ринулись курить в тамбур.
Громко гогоча, и поливая всё матом, от чего в вагоне стало ещё не уютнее.
Они прошли мимо меня, и меня задела струя перегара и отборного мата.
Но, глядя на всех, я сдержался.
Когда они вышли, в вагоне стало тише.
Перекурив, парни ринулись на свои места, продолжая непрерывно гоготать, и поливать отборным матом, даже не задумываясь, что их речь уже не похожа на русскую, а, так, на «мать – твою».