Молодцы строители – не тронули в микрорайоне ни сосен, ни берёз, дома прямо вписали в лесной массив. Асфальтированные тропинки здесь тоже радуют душу – слегка петляют, огибая могучие стволы вековых сосен, пахнущих свежей смолой.
Бросив портфель, Михаил с порога крикнул:
– Ма, я в ДК – заниматься на фортепиано.
Фортепиано у них не было, и отец ещё год назад договорился с директором Дворца культуры, что Михаил будет вечерами приходить заниматься на фортепиано в свободной аудитории.
– Опять убегаешь, нет, чтоб по дому помочь, из сил уже выбилась, прибирая за вами?! – услышал Михаил строгий голос матери, уже закрывая входную дверь.
Через десять минут вахтёр Дворца культуры вручил ему ключ от свободной аудитории. Во дворце было шумно: сновала молодёжь, за дверью одной из аудиторий слышно было, как настраивается, модный в то время ВИА, а на сцену большого зрительного зала перетаскивают какие-то декорации…
Время у Михаила в обрез, долго не постоишь, не посмотришь – сорок пять минут на разучивание новой пьесы и ещё десять минут чтобы вернуться домой. Здесь, дома, его ждал баян и новая, очень сложная программа – его первое переложение фортепианной пьесы и виртуозный парафраз «Утушка луговая», что обязательно надо было разыграть к годовому экзамену по специальности. Остальные пьесы не были столь сложны, и Михаил за них не переживал, вот разве что тремоло мехом в одной из них всё ещё не звучало так идеально, как ему хотелось бы. Вот это-то тремоло и стало в тот вечер причиной затянувшийся ссоры.
– Опять рвёшь мех! – резко открыв дверь кухни, громче обычного сказала мать, а потом перешла на крик. – Отец, ты глянь, мы ему новый баян купили, последние деньги отдали, а он что делает – инструмент портит!
А дальше – понеслось. Никакие объяснения Михаила в тот вечер не принимались: ни то, что это такой приём игры, ни то, что так их учат, ни то, что это не вредит инструменту… Дело дошло до того, что отец вытащил ремень из штанов, и высоко поднял руку, которую в тот вечер Михаил и перехватил:
– Всё, пап, больше бить себя не дам! – на низких нотах, упрямо смотря в глаза отцу, с какой-то злой радостью и уверенностью сказал он тогда.
Лучше б его выпороли…
Тогда, зимой, с ним перестали разговаривать и мать, и отец. В течение долгого времени они даже не отвечали на его: «Ну, я пошёл в училище» или «Здрастье, я уже дома». Ни слова. Утром на столе – завтрак. Вечером – ужин. Всё…