Я кивнул, хотя не понимал его слов. Только почувствовал, что ещё вот-вот, и он мне откажет, и от этой мысли мне стало горько и обидно.
– Так вот что я тебе скажу, Макс. Ты можешь приходить к нам и заниматься, у тебя явно природный талант, такое бывает исключительно редко. Я это вижу, ценю, но раз у тебя есть родители и ты обучаешься наукам, то забрать тебя в цирк я не смогу. Это раньше такое бывало, убегали от родителей и уезжали с цирком на гастроли. А мы-то здесь надолго. Найдут ведь тебя рано или поздно, и меня накажут. Бывало уже. Так что ты смотри, учёбу свою не бросай. Техникум этот. Но захаживай. И если хочешь, можешь даже с Адамчиком репетировать. В паре. Я думаю, у вас хорошо получится.
Атаман замолчал и пожевал губами. Затем подкрутил усы и покачал головой.
– Спасибо вам! Я обязательно буду, зайду, – сказал я.
– До встречи, Макс, – ответил Атаман. – Захаживай. – Затем, повернувшись к Адамчику, он процедил: – Ты проводи их, Адамчик, и возвращайся.
Мы с Изей вышли из гримёрной и последовали за Адамчиком. Обратный путь показался мне гораздо короче, и уже через несколько минут мы были на жаркой площади перед цирком.
– Ну что, Макс, давай тогда встретимся на днях? – Адамчик протянул мне руку.
– Да, конечно. – Я пожал его руку, а потом спросил: – Так я не понял, я что, могу с тобой тренироваться? Могу акробатом стать?
– Конечно, это он тебя так проверяет.
– Проверяет?
– Ну да, хочет удостовериться, что ты серьёзно к вопросу подошёл. Ты ему понравился.
– Так значит, он меня в цирк принял?
– Ну, не совсем. Пока что только в стажёры.
Мой дебют в цирке состоялся в мае 1925-го. Учебный год подходил к концу. Впереди было целое лето, которое я решил посвятить цирку. Мать была довольна тем, что мы с Изей были «при деле» – уходили рано утром, а домой возвращались за полночь, после того, как заканчивались представления. По утрам мать обнимала нас, давала булку каждому, и мы убегали из дому.
Лето 1925-го было самым прекрасным летом моего детства. Мы с Изей появлялись в цирке около 11. К тому времени все были на месте, на арене репетировали, но цирк ещё был полусонный. Было ещё довольно тихо и спокойно. Основные репетиции начинались после полудня, и у нас образовывался целый чудесный час, когда можно было погладить любимую лошадку, поболтать с ребятами или же просто посидеть и полюбоваться окружающим нас сказочным миром. Утренний цирк был прекрасен. Арена была свежевыметенной и пахла душистой стружкой. Летнее солнце светило внутрь как-то особенно радостно и чисто, и весь мир казался мне добрым и ласковым. Мы с Изей обычно поглощали мамины булки уже прибыв в цирк, потому что с утра мы торопились и не хотели задерживаться дома. Мы боялись, что мать вдруг не отпустит нас гулять или же вдруг придумает нам какие-то домашние дела. Когда я вспоминаю это время, то удивляюсь, почему Люся никогда с нами не бегал в цирк. Да и мы почему-то не звали его с собой. Как-то так установилось, что мы с Изей были неразлучны, а Люся жил своей жизнью. Мы же с Изей были неудержимы и просидеть дома больше часа просто не могли.