Вот уже третий год, Тоська зовёт меня на базар, для ознакомления с её деятельностью и, следовательно, для обучения. Я понимаю, она хочет мне добра, но всему же есть предел, братцы! – как говорил Высоцкий.
У Тоськи на этот счёт своя философия – она уверена, что отработает всё интеллектуально. Я в этом не сомневаюсь, она лучшая пианистка на нашем курсе, но… Проклятое но! Я опять подошла к холодильнику, и тут же отошла: после конфеты я стала лучше соображать, и вспомнила, что там ничего нет… Господи, помоги мне! Я стала собираться. Нельзя же годами сидеть на шее у Тоськи. Это непорядочно. В конце концов, я тоже могу отработать интеллектуально.
Базар меня приятно удивил. Он был до такой степени бестолков, так одно наезжало на другое, что продукты сами буквально просились в руки. Но как, как это сделать?! Мне, студентке консерватории, носительнице духовного начала?! Я решительно собралась уйти, но пустой холодильник грозно восстал в моём сознании. Нет, уходить нельзя! Иначе прощайте, Фредерик Шопен и Людвиг ван Бетховен! Здравствуй, больница! Судя по всему, психиатрическая. И я пошла по рядам. Вот груши, они прозрачные, сочные, несомненно очень сладкие… Если бы ими накормить моих сокурсников, они бы приятно удивили свою профессуру. Вот персики, яблоки, дыни, поражающие нежным, сильным запахом. Вот арбузы, фейхоа, гранаты – и всё это роскошное, зрелое, прекрасное! Райский сад! Но как это взять?! Неожиданно, какой-то восточный человек, протянул мне грушу и сказал: « Скушай, деточка, ты такой бледный, как мацони!»
Я съела грушу, не очень чистую, но чудесную, и пошла в овощи. Я наделась, что там будет не так соблазнительно, но куда там! – те же красота и сияние. Надо было на что-то решаться. Я подошла к картошке, взяла одну штуку и откровенно бросила её в сумку. Продавец удивлённо посмотрел на меня и вдруг засмеялся: « Бери ещё одну.» – сказал он. Я взяла и пошла дальше. Я поняла что нужно делать. Продавец явно принял меня за сумасшедшую и я решила разыграть эту карту. Я шла по рядам и забрасывала в сумку всё подряд. Продавцы вздрагивали, но молчали. Фокус удался, – что взять с сумасшедшей? Вдруг у неё в сумке топор? Когда сумка наполнилась, я пошла в мясные ряды. Я понимала, что забрасывать кур и телятину, как картошку, мне не позволят и решила изучить ситуацию. Я встала в очередь за курами и огляделась. Вот они лежат, задрав ножки, упитанные и розовые. Возьми-ка! Передо мной стоял красноносый сопливый мужик, алкогольного вида. Он смотрел на кур, как в зоопарке дети впервые смотрят на неизвестных животных, но не шумел. Потом он взял одну, взвесил на руке и замер. Так, неподвижно, он простоял несколько секунд. Потом, скрывая курицу за спинами покупателей, он мелкими шажками прошёл мимо прилавка, спиной почувствовал, что всё хорошо и, бросив курицу в сумку, побежал куда-то гадкой рысью. Я была потрясена! Он украл! Украл курицу и убежал как крыса! Я бросилась за ним, схватила за куртку и крикнула в его трусливое пьяное лицо: «Верните курицу!» Мужик побагровел и бросил курицу мне в сумку. Пока я соображала, что произошло, он исчез.