Цветы полевые - страница 36

Шрифт
Интервал


Работу начинали тогда, когда можно было хоть что-то разглядеть в окуляр нивелира, заканчивали, когда пропадала видимость. Иногда останавливались на день – побаниться, подбить отчеты. Времени хватало и на рыбалку, и на охоту. Еще, когда начинался маршрут, в устье Артюгиной, под мысом Канготово, Игорь закинул нам стерлядки на уху и показал омут. Из темной глубины его удалось поднять штук шесть метровых налимов. Налимья печень, с ладошку, сваренная в эмалированном ведре на костре, с перчиком и лавровым листом-это надо попробовать!

Ставили жерлицы на щуку. Рогатка на палке, толстая веревка, поводок от самодура и чебак грамм на 300. Чебак помер и всплыл в верх брюхом. Его заметили глазастые, горластые халеи и одна из чаек спланировала на трупик рыбки. Я подумал, что вынырнул крокодил и проглотил рыбу вместе с птицей. Рогатка запрыгала и остановилась. Десять минут борьбы и великолепный речной хищник на берегу. Больше никогда не попадались такие.

Окунь, чебак и другая белорыбица не выходила у нас из рациона. В конце июля по староречьям подошла смородина. Ее запах в прелых зарослях распространялся по всей пойме реки. Как-то после трудового дня мы с Семеном пошли полакомиться ею. Поднимешь ветку, гребешь отборную черную ягоду в горсть, другой рукой приподнимешь накомарник и давишь зубами вкуснейшую мякоть. Разбрелись, потерялись, прибалдели.

Метрах в десяти от меня шелохнулись кусты, заметил боковым зрением. Поглощенный очередной порцией ягод, свистнул, думая, что это Семен и нырнул под ветку, тяжелую от перезревших ягод. Что-то произошло в мире – нутром почувствовал, всем своим организмом. Уши уловили недовольное ворчание. Я вскинул голову… Мать моя женщина! Возьми меня обратно! Из кустов смотрел на меня медведь. Мне показалось, что приподнялась сетка накомарника, ног не было, сердце было в горле. Все обошлось. Медведь опустился на лапы и тихо скрылся. Про ружье, что висело на плече, я забыл. Это был первый медведь, которого я встретил. (зоопарк не считается, там звери мертвые).

– Ружье-то, когда в руки взял?

– Не торопи…

– Много чего было! И арбалеты, и луки со стрелами и ножи. Про первую охоту помню и первого глухаря!

Убил я его в восемь лет из ворованной берданки двадцать восьмого калибра. Украл ее у Кольки Шобанова, соседского мальчишки. Украл не насовсем, а только на один раз сходить на охоту. Потом мой отец ее вернул его отцу. С тех пор мы с Колькой стали врагами. С одним заряженным патроном, снаряженным дымным порохом и рубленными гвоздями, я скрадывал рябчиков и случайно увидел черного петуха, клевавшего бруснику. Унял трясучку, прицелился и выстрелил. Глухарь забил крыльями, но взлететь уже не мог. Притащил домой. От отца влетело здорово, но он сам предложил мне снести его к старому охотнику, который умел делать чучела. Старик осмотрел глухаря и сказал, что это очень крупный экземпляр. Показал с десяток своих изделий. С ним мы выбрали для глухаря пластмассовые глаза на проволочках. Велел зайти через неделю. Через семь дней я пришел за своим глухарем. Тимофеич, так звали охотника, меня просто убил, сказав, что у него не было времени и я могу забрать свою добычу. Протухшую птицу я со слезами похоронил в лесу.