– Вот они все, – прошипел Гримм за его плечом – так же, как и ты, оказались здесь. Они не знали друг друга, не знали, как попали сюда. Некоторые вообще до последнего считали, что всё это – сон, – усмехнулся он, замечая, как Яшка похолодел. – И почему мы все тут торчим – тоже вопрос. Но через час, пардон, сорок минут, наступит полночь. И все эти люди будут играть. Понимаешь?
– Примерно.
– Ни черта ты не понял, Яша, – сказал гитарист, – проснись! Всё серьезнее, чем ты думаешь. Это – не забава и не шутка. Это – игра. Поэтому, – заговорил он тихо, тыкая в его сторону вынутой из кармана сигаретой, – не шуми. Не высовывайся. Игра начинается в полночь, закончится после четырёх утра. Как наступит рассвет. Найди нычку где-нибудь, под кроватью, или в шкафу, и сиди тихо. И гляди в оба! – он растопырил пальцы и закрыл ладонью половину лица. На Яшу уставился нарисованный на ладони глаз.
Гримм помолчал, выдерживая паузу, потом рассмеялся и хлопнул его по плечу.
– Сигарету будешь? – спросил он.
– Не, я не курю.
– Крашава! – улыбнулся он с самокруткой в зубах. – Будешь дольше жить.
***
Сказка продолжалась.
– Вот гостиная, – объявил рукоглазый, придерживая дверь. – Когда ночь пройдет, приходи сюда. Здесь всегда сборище. Ладно, – он потянулся, чуть было не задев кого-то гитарой, – располагайся.
Гостиная была ещё привычнее. Стены в тусклый цветочек, старые советские кресла, вездесущие шкафы и полки со всякой всячиной. Телевизор-коробочка барахлил. У стены, как надсмотрщик, возвышались часы с маятником. В комнате было так же много людей, как и в кухне.
Гримм сел на пол где-то в уголке и обнял гитару. Яша заходил туда-сюда, не прерывая ничьих разговоров и никем не замечаемый. Забренчала мелодия.
Люди были разные, много, много людей. В креслах и на полу, уместились тут и там, и везде происходило что-то важное и непростое. Одни – тихие и незаметные, спрятавшиеся в капюшонах и толстовках. Другие – шумные и пёстрые. Девочки, мальчики, девушки, парни, черт знает, кто, философы, бродяги, и все остальные. Разных голосов и возрастов. Они сидели по разным углам комнаты, лежали головами вниз, закинув ноги на ручки кресел. Одни читали, другие смеялись и курили. Многие были одеты были как попало, и говорили на незнакомом ему языке цитат, пошлостей и клоунов. Улыбались чему-то своему. Яша поежился. Они выглядели, как люди, которые легко могут сложить свой собственный мир, если им неугоден нынешний. И еще они выглядели, как семья. Союз отрепышей со своим вождём, душой и тихоней, и все они там уживались, все были раскрыты, всем было хорошо. Наглые, колючие, тёплые семьи. От них пахло свободой.