Она соврала. Ну конечно же, она соврала! Иначе бы ее просто оставили здесь на съедение волкам.
– Ясно… Ждите.
Мусорщица гадала, насколько хорошо пограничникам виден её настырный преследователь. Он еще походил на бесформенную груду пикселей или уже обрел контуры человека… без тележки и груза, не отмеченного на карте, не подающего никаких запросов? Стоит военным все осознать, обман девушки тут же раскроется. Дорогу перекроют, а ею пожертвуют, четко следуя протоколам безопасности, но на радость Ании, этого так и не произошло. Звуковой сигнал раздался вновь и в зеленой линии появился небольшой зазор, от которого протянулась витиеватая пунктирная линия, – ее безопасный путь через лабиринт.
Девушка переступила черту мгновенно, не думала, не сомневалась, шла вперед, пока «тире» за ней не стали пропадать (пройденные мины снова включались, преграждая путь любому, кто мог направиться следом), – простая мера предосторожности. Осталось совсем чуть-чуть, еще немного пройти вглубь, чтобы чужак точно не смог до нее дотянуться. Четыре оборота колеса вперед, десять оборотов направо, снова вперед. Она четко следовала присланным ей инструкциям, давно согласилась со всеми объявленными правилами, пусть и не принимала их до конца. Конец кордона был уже совсем близок. Сердце бешено стучало. Она знала, что надо успокоиться, но не могла, знала, что не должна оборачиваться, но все равно посмотрела через плечо. Ей хотелось убедиться в том, что теперь она действительно в безопасности, но именно это желание ее и погубило.
Стоило ей ослабить хватку, тележка накренилась. Девушка напрягла мускулы на спине и руках, сумев (на этот раз) удержать ее от падения, но невольно сдвинула ногу в сторону, ища опору, после чего застыла как вкопанная. Она никогда раньше не слышала этот глухой щелчок, но знала множество рассказов о нем. Источник информации всегда казался ей сомнительным, но, стоит отдать должное, страшилки несильно отличались от правды. Активная мина, спрятанная под землей, чуть правее от безопасного прохода, словно осела под весом ее тела. Стоит ей хотя бы сдвинуться с места, и все будет кончено.
Осознание скорой смерти пришло не сразу. Большую часть времени в ее голове существовал лишь вакуум: никаких моментов из прошлого или лиц любимых людей, только абсолютное ничто, – горькое отражение всей ее жизни. Слезы сами брызнули из глаз. Она завыла, хотя ее всхлипы больше походили на писк.