Догадки множились, но подтвердить их было некому, поэтому она отбросила их и сосредоточилась на главном: что делать дальше? «Помоги», – именно так чужак и сказал, перед тем как предаться незапланированному сну. Но как она сможет это сделать? Он же прекрасно видел, в какой ситуации она находится, или же… Ох, черт! Подождите! Неужели он это сделал?! Выполнил свое обещание – в последний момент дал ей возможность сбежать из смертельной ловушки»!
Ания посмотрела под ноги – на мину, припорошенную землей, но не увидела в ней никаких изменений.
Согласно ее гипотезе, последовательные остановки чужака, совершаемые через каждые тридцать метров, делались неслучайно. Скорее всего, технология, что он использовал, имела ограниченный радиус действия и срабатывала не точечно, а покрывая некое пространство вокруг источника. Если все так, то сейчас мусорщица должна находиться в безопасной зоне, ведь в последний раз незнакомец замер метрах в десяти, максимум одиннадцати. Данную новость Ания решила причислить к рангу хороших, а то, что все это еще предстоит проверить, причем на собственной шкуре, – к рангу плохих.
Мусорщица медленно разжала руки, отпустила тележку и выпрямилась. Мина под ее ногой не взорвалась. Хорошо! Нужно сделать еще одно движение, а точнее как-то на него решиться, но любые доводы не казались ей убедительными. Всячески ругая себя за трусость, Ания приподнялась на носок и пообещала себе, что будет медленно двигаться в сторону, но следующие три минуты делала это лишь в своем воображении.
В конечном итоге она разозлилась.
– Черт, ладно, – крикнула девушка на чужака. – Если я нас подорву, то вина все равно будет на тебе, – после чего резко отпрыгнула в сторону, а когда приземлилась, то все еще оставалась в мире живых.
Ноги подкосились, и Ания опустилась на колени. Спасена! Спасена! Только эти мысли владели ее сознанием, только они оказались важны. Мусорщица смеялась, а может плакала, или и то и другое вместе. Безвкусный и пустой до этого воздух наполнился чем-то свежим и бодрящим, а все краски в одночасье обрели такую глубину и яркость, что стали абсолютно другими. Она любовалась всем этим, пока могла, понимая, что это не продлится долго, – ровно до тех пор, пока дофамин и серотонин не перестанут вырабатываться, а серость вновь не поработит ее печальную реальность.