Дом Сафроновых находится на Рублёво-Успенском шоссе, в рассаднике богатства и архитектурной роскоши. Здесь сосредоточено всё то великолепие, которое раньше я наблюдала только по телевизору: дома, словно сошедшие с разворота журналов об интерьерных трендах, сияющие витрины брендовых бутиков, ультрамодные ресторанные террасы, многомиллионные глянцевые авто, со свистом рассекающие трассу, и в противовес этому технологическому триумфу – много-много зелени, искусно сформированной рукой ландшафтного дизайнера. Неудивительно, что часть друзей Мирона настолько оторвана от реалий простых смертных. Жизнь в таком месте и общение лишь с себе подобными может сильно исказить мировоззрение.
– Ты всегда жил здесь?
– Нет. Отец построил этот дом лет десять назад. До семнадцати я жил на Арбате.
Может быть, именно этому обстоятельству я обязана тем, что Мирон так не похож на пресыщенного деньгами мажора. Старая Москва одарила его своей непредвзятой интеллигентностью.
– Я тебя люблю… – я корчу шутливую гримасу и заканчиваю своё признание: – Ми-и-ир.
Закинув голову назад, Мирон смеётся. Я люблю, когда он так делает. У него заразительный смех и красивые зубы без всяких идиотских накладок цвета начищенного унитаза.
– Ревнуешь к Велес, малыш?
– Нет, – я нарочито вздыхаю. – Ну если только совсем немного.
– Люблю тебя, Тати.
Эти слова всегда действуют на меня одинаково. Как и в самый первый раз, когда он их произнёс, в груди горячо покалывает, а сердце находит новый, ускоренный и более счастливый ритм. Простые слова, которые значат так много.
– Я уже стала забывать, как ты выглядишь, Мирон, – Елена Андреевна улыбается нам с порога. Вернее, не нам, а ему, своему сыну. – Дай хоть обниму.
Мирон заключает свою мать в непродолжительные объятия, после чего вновь берёт меня за руку и подталкивает к двери.
– Здравствуйте, Елена Андреевна, – улыбаюсь ей.
– Здравствуй, Тати́.
Она в очередной раз неправильно ставит ударение в моём имени, но я, конечно, не решаюсь её поправлять. Вместо меня это делает Мирон:
– Та́ти, мама. Можно уже запомнить.
Её реакцию на замечание я не могу оценить, потому что слабовольно отворачиваюсь, словно так перестану быть этому свидетелем. Не слишком хорошее начало ужина.
– Папа сейчас спустится, – произносит хозяйка, пока Мирон, держа меня за руку, ведет нас в гостиную.