Зачем я уехал? Зачем?!
Надо было остаться и сидеть под этой дверью столько, сколько бы она держала меня под ней. Но я за каким-то сорвался!
Обидно тебе стало, Арс?
Обидно. Потому, что мне было также страшно и больно и за Дину, и за дочку. И то, что я накосячил, никак не отменяло моей любви к ним. И моей боли за всё происходящее. Только усиливало!! Потому, что каждое мгновение я осознавал – это моя вина, что всё пошло так. Только моя. И что я беспомощен абсолютно. Что ничего я не могу ни сделать, ни сказать, чтобы хоть как-то помочь или изменить ситуацию.
Рассматриваю в зеркало, как стекает капля крови.
– Арс! Давай быстрее. Кофе стынет.
Быстро заканчиваю.
Пашка с кружкой кофе разглядывает коробки на столе.
– Твою дочку зовут Алиса.
– Алиса… – застываю я.
Мы не придумывали имя заранее. Решили, что назовём, когда увидим её.
– Алиса! – неожиданно вместе с именем моя дочь становится чем-то реальным, а не только размытым образом. – Алиса…
В груди щемит.
И я ненавижу Дину за это. Ненавижу!! Я уже не могу, эта боль измотала меня до истерики.
– Это приятная новость. Есть и неприятная. Алиса Павловна.
– Что?
– Ты же знал.
– Она Алиса Егоровна. У Дины нет права лишать её отца. Морального права.
– Арс… – вздыхает Уваров. – Я не осуждать её приехал в угоду тебе. Я привёз подарок для тебя. Алису.
Достаёт свой телефон. Что-то включает, протягивает. Короткая видюшка на десять секунд.
– Посмотри на неё.
Падаю на стул, нажимая на пуск. Сердце колотится, грудь наполняется чем-то болючим и порхающим одновременно.
Смотрю – и не вижу ничего от волнения. Включаю второй раз. Очень короткое видео. Не успеваю уловить ничего, кроме усиливающихся ощущений в груди. Включаю в третий.
Моя малышка! Разглядываю её, проводя пальцем по экрану.
Видео останавливается.
Глаза Динкины. Губёшки мои. Улыбка смешная… Два зубика… На макушке пальмочка. Тёмненькая…
Просматриваю видюшку ещё несколько раз. Алиса…
Мой ребёнок… Доченька…
Скидываю видео на свой номер.
– Там фотки ещё…
На фотках очень довольная, щекастенькая.
Губы сами растягиваются в улыбке. Такая большая!! Какая же уже большая!
Но моя улыбка застывает. Потому, что уже большая, да. И я уже никогда не увижу её крошечной. И на руки не возьму.
– В два года.
– Что?
– Официально только в два года я смогу её взять, чтобы… ну… взять её. Пообщаться. Если докажу, что я отец.