Он всегда ел торопливо, словно только этим утром нарыл сенсацию, комментировал все на свете, придираясь к каждой мелочи, а потом истолковывая ее то в одну сторону, то в другую. А главное, он вечно делал вид, что принадлежит к кругу посвященных, с кем Гитлер советуется, прежде чем принять любое решение.
– С Польшей, – заговорил он (история Поль его явно не заинтересовала), – скоро будет покончено.
– Все знают, что «скоро».
Блох наклонился над своей тарелкой.
– Нет, я хочу сказать, прямо на днях.
– И что?
Симон нажал не на ту кнопку. Мориц тут же пустился в нескончаемые объяснения, касающиеся подноготной, целей, задач и интересов предстоящего вторжения. Полное впечатление, что он расположился за столом переговоров.
Симон не слушал. В большом зале стоял шум, и голос Блоха терялся в общем гуле. Не прерывая лекции, тот чередовал сосиски и «Лёвенброй», едва переводя дух между словами и глотками.
Чистая потеря времени.
И все же этот разговор кое-что принес: если уж Блоху ничего не известно, значит никто не в курсе. Или преступление только-только произошло, или, как он сам полагал, гестапо замяло дело.
Симон отодвинул тарелку. Он проспал всего три часа, есть совсем не хотелось. И уже спрашивал себя, как бы подсократить эту бесполезную встречу, когда сотрапезник резко окликнул его:
– Эй, кончай пялиться!
Окрик заставил Симона вздрогнуть. Пусть бессознательно, его взгляд наверняка был по-прежнему устремлен под юбки.
– В них наше единственное утешение.
– Сразу видно, что ты не женат.
Симон не ответил. Мориц, словно догадавшись о его разочаровании, достал блокнот:
– Хорошо. Как, говоришь, зовут ту тетку? Можешь продиктовать по буквам?
Краус послушно продиктовал.
– А ее мужа?
– Герман Поль, группенфюрер СС.
Блох присвистнул.
– Точняк политика.
– Ты выяснишь?
– Я же обещал, – заверил тот, пряча блокнот.
Симон опасался, что журналист закажет десерт, но тот посмотрел на часы: у него была назначена следующая встреча.
– Ладно, я угощаю, – подвел итог Блох, доставая из кармана розовую карточку, испещренную цифрами и пунктирными линиями.
– Это что?
Искренне удивленный, журналист поднял глаза:
– Ты бы вылезал почаще из своего кабинета, старина. С двадцать седьмого августа всем выдают талоны на питание. Можешь получить свои семьсот граммов мяса и двести восемьдесят граммов сахара!