Увидев собратьев, расплылся в лукавой улыбке, вместо поклона подмигнул каждому как старым знакомым, одному левым глазом, второму – правым. Но с Оскара не слез.
– Отлично, берем своего рода оберег, – Оскар повел плечами, как будто пиджак стал ему давить в подмышках. Он отобрал пару картин матери и взял все открытки Гитлера, над которыми вилась черная дымка. Положил их на прилавок, сверху поставил менору. Черная дымка мгновенно возмущенно поколебалась из стороны в сторону и набросилась на белый свет меноры.
– Эмилия, ты определилась? – Парень подошел к девушке, примеряющей украшения, глядя в старинное зеркало.
– Да, я хотела бы это, это и это, – Она показала на пару браслетов и длинные серьги.
– Отлично. Цепочку не хочешь?
– Ну…
Хозяйка в это время считала количество открыток. Оскар быстро глянул на нее через плечо и незаметным движением зажал цепочку между длинными пальцами. Глаза девушки распахнулись от удивления, зрачки расширились от прихлынувшего адреналина. Он подмигнул ей успокаивающе.
– Нет, только это, – наконец она сообразила подыграть ему.
– Хорошо, бери то, что выбрала и иди в машину, я расплачусь и приду.
Ангел-озорник был не в восторге, постучал кулаком по голове Оскара, как стучат в дверь, сложил руки на груди и развернулся назад, свесив ноги ему на спину. Он так и не спрыгнул с Оскара, всю дорогу к машине проделывая акробатические трюки на плечах и голове подопечного. Но как только появились чернорубашечники с черными ангелами, тотчас же исчез в нем.
Ленни и учитель стояли возле окна лавки и наблюдали за Оскаром и его ангелом, вполголоса переговариваясь.
– Тааак. Оскар Шиндлер. Не знаю, не знаю. Вороватый, азартный, праздный гуляка и бабник, которого возбуждает и пьянит смесь власти и опасности. Но… Пути господни неисповедимы. Ты видел, как влияют вещи, принадлежащие дваждырожденным?
– На всех?
– Скорее всего, только на тех, кто готов. На хозяйку и его девушку это никак не подействовало.
– Но она выбрала мамины украшения.
– Будем надеяться, в свое время их свет проявит себя.
Под руками Ленни на подоконнике лежала гитара с ленточкой на грифе, на которой играла мама. Он провел пальцами по запыленному инструменту, оставляя полоски, легонько тронул струны. Они расстроенно пожаловались на то, как долго их не ласкали руки музыканта.