Но нет. Давыдов возвращается за стол, и мы недолго обсуждаем рабочие нюансы. Я ради принципа допиваю гадкий чай и выхожу из директорского кабинета в растрепанных чувствах.
– Кстати, – уже на пороге вспоминаю я. – Как Алиса?
– Ложная тревога, – пожимает плечами Влад. – Три отрицательных теста из трех.
– Понятно, – задумчиво киваю.
Кажется, Давыдов не очень-то рад тому, что сестру пронесло. Он сводит скулы как всегда, когда нервничает или злится. Или наоборот, отсутствию беременности он рад, а вот наличию у нее кавалера – не очень?
Я помню Алису совсем маленькой, пятнадцатилетней девчонкой, которая липла к старшему брату и запрещала ему общаться со мной. Мне нравилась её непосредственность, но представить Алису взрослой и почти беременной у меня не получилось.
Давыдов больше ничего не говорит.
– До свидания, Владислав Евгеньевич, – прощаюсь, захлопнув дверь.
Секретарша провожает меня отсутствующим взглядом.
Всё-таки Влад Давыдов – поразительный человек. Он не убеждал, не упрашивал, не надавливал. Я сама согласилась, даже не поколебавшись. По щелчку пальцев.
Впрочем, будем честны: на предложенные деньги глупо не соглашаться. Отказаться от трехсот пятидесяти тысяч можно только в случае, если ты получаешь триста пятьдесят одну.
А близость к генеральному…
Что ж, будем бороться.
С ним… или с собой…
***
***
Остаток дня проходит в попытках безболезненно уволиться. Я возвращаюсь на работу и долго не решаюсь подойти к начальнице. Она – дама с характером, тяжелая, слышащая только себя. Я заранее предвкушаю тяжелый разговор.
Впрочем, разговор получился легкий. Только вот глупый – до беспредела.
Я стучусь и, получив разрешение войти, молча кладу заявление на стол начальницы. Она, тоже типичный бухгалтер, укатанная в шаль (на дворе, к слову, июнь), берет его кончиками пальцем и брезгливо произносит:
– Ну, нет, Маша, так дела не делают. Конец квартала, нам документы закрывать. Нельзя тебе уходить.
И возвращает заявление мне как какую-то гадость. Как использованный подгузник или пожеванную жевательную резинку.
– Так я же не об отпуске прошу. Я увольняюсь, – тычу пальцем в сакральную фразу. – По собственному желанию. С двухнедельной отработкой.
– А я запрещаю тебе увольняться. Кто тебя заменит, ты подумала? Ирка пузатая ходит, Сашка в отпуске не была с того года. А ты – сразу увольняться? Тебе их не жалко вообще?