– Она психолог-криминалист. Больше о ней сказать нечего.
– Так уж и нечего?
Айзенберг вздохнул. Ему не удастся отговориться.
– Она довольно хорошо разбирается в людях, как мне показалось.
– Что она тебе сказала?
– Мы говорили о ее обязанностях и о других членах команды.
– Я не это имею в виду. Выкладывай! Вы говорили о тебе, не так ли?
– Так.
– И?
– Я думаю, тут не самое подходящее место для такого разговора.
– Значит, речь шла обо мне. О твоих отношениях с отцом. Что там тебе эта психологиня наплела? Что ты стал полицейским, потому что я тебя заставил?
Айзенберг покачал головой.
– Нет. Совсем не это.
– А что же?
– Я спросил ее, что она обо мне думает. И она сказала, что я боюсь.
– Боишься? Ты? Чего?
– Тебя, – выпалил Айзенберг.
– Меня? Ты боишься меня?
– Нет, конечно, нет. Не совсем тебя. То есть она сказала, что я боюсь не оправдать ожидания, которые кто-то… которые я сам к себе предъявляю. И что поэтому я так усердно работаю.
Отец молчал. У него на глазах навернулись слезы.
Айзенберг изумился. Он еще никогда не видел, чтобы его отец плакал.
– Папа, что ты, все не так, как…
– Все нормально, сынок. Я, наверное, совсем не был похож на идеальных отцов, которых показывают в рекламе, да? – он криво усмехнулся.
– Да, пожалуй, – сказал Айзенберг. – Но в этом нет ничего страшного, иначе я бы тут с тобой не сидел.
Отец замотал головой.
– Ты сидишь тут, потому что ты на редкость правильный малый, который прекрасно понимает, что обязан заботиться о своем отце-старике. Я, возможно, многое и упустил в твоем воспитании, но чувство ответственности тебе привил.
– Нет, папа. Я сижу тут, потому что дорожу твоим мнением и твоими советами. Ты всегда был для меня примером.
Рольф Айзенберг, главный земельный судья в отставке, не знал, что сказать. Спустя пару мгновений он все же произнес хриплым голосом:
– Я ведь ни разу не говорил тебе, как горжусь тобой, сынок?
– Нет, ни разу.
– Но я горжусь. И всегда гордился. – Он помешал ложечкой свой кофе. – Мне всегда было легко судить, но трудно признаваться.
– Я знаю.
Отец поднял взгляд. Его глаза светились ясностью, голос звучал уверенно:
– Я очень горжусь тобой, сынок!