***
Неделю я была слепой. Повязка закрывала глаза. Олег приходил вечером. То есть мы «виделись» и днем, первую перевязку после очередной операции он всегда делал сам. Брал мою голову, запрокидывал в ярком свете кольцевой лампы, поворачивал туда-сюда, рассматривал свою работу, улыбался или хмурился. Касания его сильных пальцев, тепло его ладоней, его глаза совсем рядом с моими – смесь боли и радости.
Ослепшая, я ждала: перед уходом домой, он обязательно зайдёт ко мне. Он не обманывал.
«Привет. Ты как?» – «Нормально» – шуршание, «др-р-р» пододвинутого стула. Он садился рядом, брал меня за руку и рассказывал свои бесконечные истории. Я не слышала слов. Вернее, не пыталась понять смысл, который они несли. Я слушала голос. Слушала, как музыку. Плыла по нему, тонула, выныривала в крохотных паузах. Чувствовала, как он прикладывает одну руку к виску, не выпуская при этом из второй мою ладонь. Пауза вспыхивала и гасла, я плыла дальше. В замкнутом круге временной слепоты рядом со мной оказался Он, тот самый, вымечтанный мною Он. Придуманный образ обрел плоть и стал Олегом.
Скрежет дверной ручки – кто-то открыл дверь. Мужской голос ворвался веселым щенком:
– Олег, выдь на минуточку.
Моя ладонь освободилась от сладкого плена. «Др-р-р» отъехавшего стула, шаги, «Что, Олежек, очередную барби кроишь? У нас в городе скоро все девки будут одина…», взвизг ручки, дверь закрылась.
Это был мой последний круг. Снимут бинты, и я буду свободна.
Уже завтра, в понедельник.
– Зайка, я тебя отведу в перевязочную, – слегка надтреснутый голос над ухом, – Олег Викторыч решил сегодня снимать. Не терпится, видать, результатом полюбоваться. Держись, —меня тянут за рукав пижамы.
Старшая и по должности, и по возрасту медсестра Маркеловна могла себе позволить лёгкую иронию в адрес молодого хирурга. Ну как молодого? Для неё, пятидесятилетней бабищи, да. А для меня, соплюхи-второгодницы, Олег – солидный мужчина. Тридцать шесть – ровно в два раза старше. Я только рот раззявила в родилке, только первый вдох на этом свете сделала, а он как раз школу закончил, как мне бы нынче полагалось. Школу закончил, в институт намылился, может, влюбился в кого-то в первый раз.
Повязки сняты, но глаза открывать не тороплюсь. Яркий свет давит на веки, беспокоит. Что-то суют мне в руки, большое, холодное, стеклянное.