Нита сглотнула, вытерев вспотевшие ладони о штаны. Она не хотела бы оказаться ни в одной из тюрем. Это стало бы смертным приговором для нее.
Бронте приложила свою карту к датчику, и двери гаража открылись, металлические роллеты отъехали вверх. Они припарковались и молча направились к лифту. Кроссовки Ниты шуршали, касаясь бетонного пола, и она каждый раз вздрагивала от этого звука, пытаясь выбросить из головы мысли о тюрьме.
Лифт едва вместил четверых человек, и Нита как можно глубже втиснулась в угол, чтобы ни с кем не соприкасаться. Когда они проезжали этажи, каждый раз раздавалось мелодичное позвякивание, и сердце Ниты забилось быстрее, потому что встреча с матерью из грядущей угрозы превратилась в самую настоящую реальность.
Двери лифта открылись, продемонстрировав отполированный белоснежный мраморный пол, высокие потолки и чересчур большое количество зеркальных поверхностей.
Перед стойкой администратора, прямо под массивной бело-голубой стрелой логотипа МПДСС, стояла женщина. Ее фигура была стройной и соблазнительной, а черные волосы были собраны сзади в тугой пучок, но недостаточно тщательно, чтобы Нита не смогла различить следы красной краски на кончиках, выбившихся из прически.
Нита остановилась.
Ее мать повернулась, и на ее бледном лице расплылась широкая улыбка, больше похожая на акулий оскал.
– Привет, Нита.
Мать Ниты приблизилась, улыбаясь все шире. Цвет ее губной помады был таким темным, что казался почти черным и делал ее похожей на смесь Белоснежки и Злой королевы.
– Милая, – ее голос звучал тягуче и приторно сладко.
Нита рефлекторно понурилась. Такой тон никогда не предвещал ничего хорошего. Она прочистила горло.
– Тетя Тереза.
Цепкий взгляд ее матери окинул двух агентов МПДСС, затем она подошла к Ните и обняла ее.
Нита напряглась, все ее тело оцепенело, как будто она посмотрела на Медузу. Ее руки были прижаты к бокам, а сердце в панике колотилось в груди.
Мать обнимала ее.
Мать никогда не обнимала ее.
Это делал отец. Он обхватывал ее руками и прижимал ее голову к своей груди, теплой и твердой. Он смахивал слезы с ее глаз и нежно клал руку на спину. Отец любил ее безоговорочно.
Ее отца больше не было.
Объятие не ощущалось ни теплым, ни нежным. Оно было острым, угловатым и неловким, и Ните просто хотелось вывернуться. Пальцы матери вцепились в ее спину, болезненно вонзив ногти. Если бы на месте Ниты оказался кто-то другой, то получил бы синяки.