Он вдруг встрепенулся:
– Что же мы здесь стоим? Не угодно ли зайти, чаю выпить?
– Благодарствую, – я обрадовался было, но вспомнил о батюшке и погрустнел. – Меня батюшка хватится, я же не говорил, куда ушёл.
– Не смею вас задерживать. Давайте я вас с батюшкой приглашу отобедать в воскресенье, что скажете?
– Благодарю. Позвольте откланяться.
– Рад знакомству. Так в воскресенье вас жду! Я пришлю приглашение.
Я летел домой, не чуя ног и не замечая луж, навоза и бордюрных камней. Ещё бы, свести такое знакомство! Про него говорили, объехал всю Европу, а учился – в Сорбонне! Как же он отличается от всех этих купчиков-соседей, что дальше своего носа не видят. Нет, кто-то, конечно, пытается идти в ногу со временем, но как-то не туда: Пронька вот Телятин пристрастился к курению и игре в вист до зари, глядя на своих знакомых дворян. Ну почему именно это перенимать, а не образованность и манеры? Кто-то сюртук парижский выписал – а толку-то? Внешне всё тот-то купец, что двух слов связать не может на темы, не связанные с торговлей.
Нет, я, конечно, несправедлив. Что касается купеческого дела, тут ими нельзя не восхищаться: хоть и спят после обеда, так встают до света, весь день в хлопотах. Там купить, тут продать, сюда хранить, там склад построить, а то и завод, тут разобраться с жалобой на недовес – да мало ли всего! Не понимаю, как батюшка может так носиться с утра до вечера: по мне, так это такая скука… Не сравнить с хорошей книгой. Прав он, конечно, что книгой на жизнь не заработаешь… Но я уже отравлен этим ядом, этим «интересом», и так, чтобы не интересно, уже не могу и не хочу. Хоть батюшка и говорит, что я самый толковый из братьев и я – его надежда, да что с того! Фух, вот и дом.
За ужином батюшка сказал матушке важно:
– В воскресенье мы с Саввой у Бокара обедаем, – матушка всплеснула руками, а он продолжал, обращаясь ко мне:
– Савва, а что за услугу ты оказал господину Бокару, а?
– Да так… Не дал вору его картину украсть из подводы.
– Ты?! – батюшка раскрыл рот, – да ты же у нас немощен, аки щенок.
Братья захихикали, а старший, Иван, на голову тронутый, так и вовсе залился, как лошадь.
– А ну цыц, полоумный, – батюшка проворно хлопнул ему по лбу деревянной ложкой. Ванька захныкал; я наклонился к нему и сказал шёпотом:
– Братишка, не плач, я тебе после ужина леденец дам.