Однако, несмотря на то, что ярость заполнила его почти полностью, была также и та часть сознания, что говорила несколько иное. Часть сознания мужчины понимала, что это ОН подвел Лаура, подвел Амели, подвел всех… Именно он, Толга, не смог спасти их, когда настал момент истины. Дасквинг винил себя в случившемся не меньше, чем драконорожденного. Мягкотелый глупец! Лучше бы он послушал Лаура и отказался участвовать в штурме… Чувствовал же, что что-то не так. Велия ведь тоже предупреждала его… Проклятье! Он же мог спасти всех, но не решился нанести удар. Рука дрогнула, не смог убить мальчишку, который лежал теперь перед ним, находясь все еще без сознания. Он просто обязан был убить этого драконорожденного, тогда всего этого бы не случилось!
«Но не убил. Остановился», – вдруг раздался у него в голове непрошенный голосок. Ведь он остановился не просто так. Почему-то же парень оказался на той злополучной поляне. Что-то же сподвигло его на преступление. Конечно, дасквинг ничего об этом не мог знать. Однако… Быть может, стоило хотя бы попытаться выслушать парня?
«Нет! Это все чушь! По его вине погибли хорошие люди! – яростно возразил сам себе Толга. – Меон и Касиус не заслуживали такой участи!»
Однако и тут голосок в голове нашелся, что ответить.
«Ведь Меон, Касиус, да и Лаур с Амели – все они знали, на что идут», – возразил он сам себе. Они были бойцами элитного подразделения дасквингов. Все знали о рисках, но все равно выбрали свою судьбу. И он не мог винить драконорожденного в том, что случилось. По крайней мере до тех пор, пока не выслушает его мотивов.
Черт.
Сердце парня все еще билось.
Пришло время принимать решение. Все внутри него вопило о том, что нужно прикончить врага, отомстить за друзей. Но Толга знал, что месть не принесет ему облегчения, не заполнит пустоты в душе. Если бы можно было вернуть все назад и переиграть все снова, тогда… Но сделанного не воротишь.
Толга стал расхаживать взад-вперед по поляне, пытаясь понять, как лучше поступить. Если оставить драконорожденного тут, он просто умрет от потери крови. Это было равносильно убийству. Да, на поле боя, где они с этим парнем волею судеб оказались врагами, воин имел право убить врага. Но оставить беззащитного умирать…
И все же, как можно оставить жизнь тому, кто непосредственно причастен к гибели братьев?