– Хочешь узнать мою биографию? – язвительно осведомился он.
– Нет, только то, как ты выбрался из Арбории и каким ветром тебя занесло в Салуццо.
– Дурным ветром, мой друг. Почему тебя интересует именно это?
– Со времен Похлебки по-Арборийски миновало полгода. Но ты до сих пор не в Туринской марке. Почему?
«От этого человека не удастся отделаться уклончивыми ответами, остротами и метафорами, – понял Гримберт. – Этот арсенал годился против совершенно других людей, но не против «альбийских гончих». Если Берхард не будет удовлетворен тем, что услышал…» Он вновь вспомнил далекое звяканье брошенного в пропасть камня и ощутил сосущую холодную пустоту где-то в животе.
– Ладно, – вслух произнес он. – Я расскажу.
– Тогда начинай с самого начала. Со штурма.
Гримберт вспомнил гудящие от жара улицы города. Скрежет сминаемых боевыми машинами зданий. Пулеметный лязг, от которого рассыпаются шеренги пехоты. Застывшие силуэты рыцарей.
– Штурм… Для меня он закончился сразу за воротами, – Гримберт издал смущенный смешок – Какой-то мерзавец лангобард подорвал мой доспех, я даже спохватиться не успел, как меня контузило.
– При контузии глаза не вышибает, – со знанием дела заметил Берхард. – Или это до тебя лангобарды добрались?
– Так и есть. Прежде, чем меня отбила пехота, лангобарды успели… поразвлечься.
– Твое счастье, что не выпотрошили заживо. Ребята в тех краях суровые.
– Мое счастье, – согласился Гримберт. – Только на том оно и закончилось. Я состоял в знамени маркграфа Туринского.
– Под самим Пауком ходил, значит?
– Да. Под Пауком. Но его «Золотой Тур» погиб – и он вместе с ним. За один бой я потерял не только доспех и глаза, но и сеньора, которому служил.
– Ты же рыцарь, – в устах Берхарда это слово звучало непривычно. Возможно, оттого, что он был первым человеком, встреченным Гримбертом, который не вкладывал в него ни толики уважения или восхищения. – У тебя должны быть слуги. Пажи, оруженосцы, сквайры…
– Все погибли.
– А прочие рыцари? Или среди вашего брата помогать друг другу не принято?
– Прочие… – Гримберт скривил губы в улыбке. – Почти все туринские рыцари полегли там же. А у тех, кто выжил после штурма, и без того было слишком много хлопот. Единственное, о чем я мечтал, – убраться из города до того, как лангобарды оправятся и возьмутся за ножи.