Мои родители, кажется, решили, что я уже подрос и мне пора заняться чем-нибудь нужным и в будущем полезным. Они отдали меня учиться немецкому языку. Нашли старушек: немку и её сестру-пианистку. Я стал ходить сначала к музыкантше. Жили эти бабульки недалеко от нас (на улице Степана Разина). Немецкому языку я пока не стал обучаться – родители решили, что это будет большая нагрузка. Водили меня к учительнице (имени её я не помню) два раза в неделю, и она мучила меня, как могла. Я должен был играть гаммы и правильно ставить на клавишу соответствующий палец. Это был ужас! Когда учительница отворачивалась, я начинал играть гамму одним пальцем. Однажды она это увидела, схватила линейку и стала ею бить меня по руке, по пальцам. Я начинал плакать как Ванька Жуков из рассказа Чехова. Мои уроки музыки продолжались недолго, почему-то меня перестали к ней приводить.
С немецким языком было по-другому. Мои родители были убеждены, что тогда мне необходимо было овладеть немецким, и что его надо учить с детства. В середине 30-х годов Германия набирала сил. У Советского Союза складывалось мнение, что это государство будет одним из ведущих в мире и, надеялись, дружественном с СССР. (Но получилось всё не так… И сейчас английский язык признан международным языком общения.) В начале войны к нам домой приходила старушка немка, она была достаточно доброй, но дела шли медленно. Звали мою учительницу Фанни Александровна фон Рингенберг. Жила она недалеко от нашего дома (на улице Свердлова), в какой-то разваливающейся хибарке. Она приходила ко мне 2 раза в неделю. Сколько рублей за уроки в месяц она получала от отца, я не знаю, но обязательно в её зарплату входили обеды. Ей очень помогал директор хлебозавода, и он её рекомендовал моему отцу. Я помню, что она ознакомила меня с готическим шрифтом, научила читать и писать. Какие-то книжки были у нее, какие-то у меня. Занимались мы с ней около 2 лет – она была очень старенькая и слабенькая. Вдруг она перестала ходить – тихо скончалась в своей квартире, и через несколько дней её похоронили (кажется, соседи).
То, что я учил до школы со старенькой женщиной-немкой так и осталось в моей памяти. Правда, совсем недавно я попробовал себя в давно забытым мною языке. В Москве, куда я переехал в 2013 году, уже подросла дочка Игоря, сына двоюродного брата мой жены Владимира Мейеровича, которая прекрасно знает немецкий. И я пробую с Ксюшей поговорить по-немецки. И у меня получается, хотя многие слова я уже, конечно, подзабыл. Я в шутку как-то спросил, какую оценку она бы мне поставила. Ксюша подумала и сказала «три».