– Ты что, морячок?
– Извините, товарищ мичман, – я пячусь назад, – извините, я отца вспомнил… – дверь захлопывается, и музыки больше нет. Её заменил шум генератора. Он становится всё сильнее и сильнее. И вот уже он совершенно невыносим. Потемнело. Я кое-как добираюсь до своей каюты по тёмному коридору и падаю на койку, уткнувшись в подушку носом.
Папу было и из подлодки хорошо слышно. Теперь его речь перебивала мамина. Всё громче и громче. Мама переходила на крик и… вдруг замолкала, а папа, что-то бурча себе под нос, заходил ко мне в комнату. Он присаживался на корточки возле моей кровати, одной рукой гладил по одеялу, а другой вытягивал из-под кровати запылённый кофр с баяном. Папа хорошо играл на баяне. Я, конечно, не очень в этом разбираюсь, но думаю, что он играл хорошо. Песни он пел хорошие – весёлые. Папа очень хотел, чтобы я научился играть на баяне «лучше, чем он», поэтому хранил свой инструмент у меня в комнате, под моей кроватью. «Это твой баян! – говорил он мне, – вот чуть постарше станешь, пойдёшь учиться». И мне обязательно хотелось научиться играть на баяне, чтобы папа был доволен. Я бы выучился и смог бы радовать его в те редкие наши вечерние минуты. Я представлял своё первое выступление перед отцом: вот он приходит вечером, как обычно поздно, но я спать не буду, я попрошу маму, чтобы ради такого случая она разрешила мне дождаться его. Мама добрая, она разрешит наверняка. Так вот, я сижу в своей комнате и вдруг слышу, как поднялся лифт на наш этаж и зазвенела связка ключей. Беру баян, бегу с ним на кухню и усаживаюсь на табуретку напротив папиного места. Папа заходит в квартиру, мама встречает его, чуть приподнимаясь на носочках, целует в щёку. Я наблюдаю с кухни. От волнения мои ладошки потеют. Мысленно прогоняю комбинацию и порядок кнопок, ёрзая на табуретке. Вот папа появляется на кухне. Он смотрит на меня немного удивлённо, с лёгкой улыбкой. Я представляю ему свой номер, но он, недослушав, уходит мыть руки. Вот он возвращается и усаживается на своё место в ожидании ужина. Снова представляю ему свой номер и начинаю играть. Я ни разу не ошибусь, потому что очень хорошо отрепетирую какую-нибудь несложную песню. Нет, петь не буду. Петь я стесняюсь. Папа будет очень доволен: и ужин, и я ему сыграл. Он, конечно, похвалит меня, но тут же мама прогонит меня спать, и дальше я буду гордиться собой в своей постели, прислушиваясь, а вдруг папа в разговоре с мамой похвалит меня ещё раз. И я расслышу среди прочих, непонятных мне фраз ту, которую жду, – папа скажет маме, как ему понравился мой номер и что он очень доволен мной. И после этого я спокойно накроюсь одеялом с головой и со своей подводной лодкой погружусь на дно океана.