– Мистер Сэм Модести, – громогласно представил меня Пайк.
Демидов шагнул ближе. К моему удивлению, он был бос.
– Добро пожаловать на «Каллиопу», Сэм Модести, – произнес он на англе без всякого акцента. – Жаль, что наше знакомство произошло при… неприятных обстоятельствах. И мне очень жаль, что я был в них косвенно замешан.
– О, ничего, сэр, – промямлила я, – все ведь разрешилось? Это недоразумение ведь разрешилось?
– Пожалуй, – Демидов кивнул. – У меня есть пара вопросов к вам, Сэм.
– Да, конечно, – вздохнула я.
Разумеется, у него есть ко мне вопросы. Хорошо, если задавать их будет только он, а не личная служба безопасности.
Однако молодой человек сказал:
– Позавтракайте на «Каллиопе». Челнок прибудет через полтора часа.
Он отвернулся к окну, словно не ожидал каких-либо возражений. Само собой, он их не ожидал. Ему когда-нибудь кто-нибудь возражает? Сколько ему лет? Не думаю, что намного больше, чем Стиву. Тридцать? Тридцать два? Я покосилась на камердинера. Тот ободряюще мне кивнул.
За столом прислуживал Пайк. Передо мной возник столовый прибор, к счастью, без всяких странных ложек и вилок. Еда была простой: яйца (очень свежие, а не сублимат), бутерброды с ветчиной и сыром и натуральный кофе. Ни икры, ни водки. Я постаралась вспомнить все, что читала для театра об этикете и жизни богачей.
– Ничего, если я буду обращаться к тебе на «ты»? – Демидов перешел на ориенту. – Кажется, я значительно старше тебя. И англа всегда так официальна.
Ой, плохо! В ориенте есть родовые окончания. Как бы не запутаться.
– Да, конечно, – улыбнулась я.
– Модести – сценический псевдоним? – с неожиданным любопытством поинтересовался Демидов.
– Нет, – я покачала головой, – это мое настоящее имя. Я не актри… не актер. Мне пришлось заменить заболевшего исполнителя. На самом деле, я режиссер-постановщик.
– Ты? – молодой человек недоверчиво смотрел на меня, наклонив голову набок. – Сколько тебе лет?
– Восем…надцать, – выдавила я.
– Не дал бы тебе больше пятнадцати, – сказал Демидов.
На самом деле, мне скоро двадцать один. Но я же мальчик, хрупкий подросток.
– Да… я… все так говорят. Но, в конце концов, это ведь все… все эти пьесы, что я ставил… это не то, чем можно гордиться, верно?
Демидов кивнул:
– Пайк сказал, что до сегодняшнего утра ты был не в курсе того, как оказался… – молодой человек кашлянул.