– За то, что ты теперь мой. Я так хочу! – пожала плечами Кимиш. Она ни на минуту не сомневалась в своих словах. – Ты что, не хочешь?
Девушка отдернула руку и вскочила на ноги. На неё с ветки прыгнула мартышка и дернула за волосы, после чего завизжала и поскакала прочь. Это немного остудило гнев девушки, и она перевела взгляд на избранника. Он шарил руками по траве и крутил головой.
– Куда ты ушла? Вернись, прошу. Ты словно ветер, что дует с горы во время дождя. Я не успел тебе ответить.
Кимиш молчала. Она стояла рядом и рассматривала Яса. Чёрные волосы парня, собранные в хвост, вились у висков и на кончиках. Словно наконечники стрел, к кудрявым прядям тянулись густые брови. Широко посаженные большие дымчатые глаза поражали тоскливым взором, направленным вдаль. Широкие скулы плавно переходили в заостренный подбородок, который покрывал рисунок в виде змеи: крылатого змея наносили острым ножом всем мальчикам племени сразу после рождения. Прямой нос с раздутыми крыльями ноздрей венчал смуглое лицо; а завершала образ волна упрямо поджатых губ.
– Мой! – шепнула Кимиш, наклоняясь к парню для поцелуя.
Яс не успел ухватить её за подол расшитой накидки, где каждый узор – карта мира её снов, как девушка едва ступая по влажному мху, ушла. Она удалялась, обещая себе, что сделает всё возможное для спасения этого парня, а он пытался осмыслить то, что случилось ранее. Считая себя безнадежным, юна впервые почувствовал теплоту в груди. Он словно получил поцелуй богини Мати. С одной стороны – девушка открыла ему мир женской ласки, а с другой – материнской заботы. Но тут же все его мысли захлестнул страх. Липкий ужас окутал сознание, а в области груди потянуло холодком. Яс понимал, что не может взять в жены не только эту девушку, но и любую другую. Слепота не позволяла ему охотиться, заниматься строительством домов, украшением сундуков, работой с камнем и нанесением на него специальных символов. Содержать семью ему не по силам. Обреченность медленно убивала мужчину – как думал он сам. С юных лет он избегал девушек племени, которые вовсе не противились соединиться с ним. Он мог взять себе жену, но предпочел этого не делать. Его недостаток казался ему слишком унизительным, чтобы обзаводиться спутницей жизни. Он не знал, сможет ли через день прокормить себя, не говоря уже о членах семьи.