После смерти Пушкина в письме к поэту, литературному критику, историку, переводчику, публицисту и мемуаристу (в одном лице) Петру Вяземскому Баратынский опять же писал: «Мы лишились таланта первостепенного, может быть ещё не достигшего своего полного развития, который совершил бы непредвиденное, если б разрешились сети, расставленные ему обстоятельствами, если б в последней, отчаянной его схватке с ними судьба преклонила весы свои в его пользу. Не могу выразить, что я чувствую; знаю только, что я потрясён глубоко и со слезами, ропотом, недоумением беспрестанно себя спрашиваю, зачем это так, а не иначе? Естественно ли, чтобы великий человек, в зрелых летах, погиб на поединке, как неосторожный мальчик? Сколько тут вины его собственной, чужой, несчастного предопределения? В какой внезапной неблагосклонности к возникающему голосу России провидение отвело око своё от поэта, давно составлявшего её славу и ещё бывшего (что бы ни говорили злоба и зависть) её великою надеждой?».
***
…И тем не менее. Что называется, не Пушкиным единым.
Читать Баратынского и писать на него отклики для меня было просто. Как однажды заметил Виссарион Белинский, критик тех времён (почти что «времён Очакова и покоренья Крыма» – речь о «покорении» Крыма, конечно же, не эпохи, которой все мы современники, а безвозвратно ушедшей императорской, но не имперской), поэзия Баратынского любительская. Я немного переиначил, но смысл именно такой: любительская. А если дословно, то в 1834 году «неистовый Виссарион», как его именовали друзья и враги, в своих «Литературных мечтаниях» написал: «…теперь даже в шутку никто не поставит имени г.Баратынского подле имени Пушкина».
И через 10 лет, словно походя, Белинский опять небрежно бросит: «Давно ли г.Баратынский вместе с г.Языковым составлял блестящий триумвират, главой которого был Пушкин? А между тем как уже давно одинокою стоит колоссальная тень Пушкина и, мимо своих современников и сподвижников, подает руку поэту нового поколения, которого талант застал и оценил Пушкин еще при жизни своей!»
На оценки литературного критика Баратынский незадолго до своей смерти ответил стихотворением «Пироскаф». Как говорится, нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся, но это (как опять же «говорится») другое. Или так: это уже совсем другая история: