Бабы смеются-потешаются. А он:
– Да, – говорит, – письмо я в область исписал. Вот приезжают меня забирать, чтобы талант мой на люди выставить! Вот тогда и посмеётесь-поплачете! Да поздно будет. Всех сокрушу!
Вот такой трепло и был. Да так врал, что слезьми сам омывался, ежели чересчур сильно смеялись.
Ага… Такой вот трепло и был… Уживался.
В прошлом году пристал к Василю Аверьянычу:
– Приедь, – говорит, – да приедь на своем тракторе, ради Христа, снеси мне омшаник, а то ж долго мне одному разбирать да и несподручно.
Василь отнекивался: далеко ехать от леспромхоза. Буду я, мол, из-за твоего гнилого омшаника машину в такую даль бить.
Только прилип к нему дед Архип, чисто липучка какая.
– Я ж, – говорит, – не задарма. У меня знаешь, – говорит, – чего есть? Коньяки.
– Не-е, – говорит Василь, – не уговаривай. – И медленно так затылок чешет.
– Чего нет-то? Коньяки не хошь спробовать? Дурень ты, Василий! Этот коньяки из самой из Москвы привезённый внуком. Армяконский прозывается.
– Сам ты конский! – басит Василий. – Уйди ты от меня от греха. И пей этот армяки-коньяки сам.
– Эх! Ты такой и не пробовал и не нюхал! – уговаривает Архип. – Чистый дьявол, что у Марфы самогонка! Я только чуть отпил. Испробовал. Слышь, а? И туто жа опять я её плотненько пробочкой-то и принакрыл. А?
…Уговорил всё ж таки Василя. Приехал тот, сломал омшаник. Работа-то плевая, вот только ехать на этой тарахте долго и далеко.
Ну и заходят они в избу. Достает дед Архип бутылку.
– Т-с-с-с, – говорит, – кабы старуха не учуяла, а то и пропасть недолго!
А в бутылке той всего-то половина.
Наливает дед Архип себе полный стакан да хлесть его у Василя на глазах безо всякой закуски.
– А это, – говорит, – на тебе, спробуй.
Василь даже и пить не стал, плюнул.
– Совести у тебя столько же осталось, – говорит, кивая на бутылку.
Мужик каменный, Василь-то. Затаил злобу – не показывайся.
Так…
Назавтра идёт дед Архип по улице, да и видит: Василь косяк к новому зимнику ладит.
А погодка ядрёная стоит, август месяц, – и не холодно, и не жарко, воздух чистый, как вымытые окна, и только-только начинает попахивать березовым дымком из труб. Прямо-таки глядишь на такой денёк – и жить хочется!
– Здоровьица, Аверьяныч!
Василь даже не здоровкается. Озлился.
– Открой ворота-то, – кричит Архип, – хочу кой-чо рассказать тебе. Дюже радостное!