Спустя тысячелетия ничего не изменилось. И сегодня в бизнесе преуспеет тот, кто не зациклен на бизнесе, у кого есть много чего другого: здоровье, семья, досуг.
Вот спрашивает меня все тот же журналист: «Как вы все успеваете?» А я его вопроса даже не понимаю. Все взаимосвязано. Это как если б он спросил: «А как вы успеваете и есть, и спать?» Просто ничего не нужно доводить до крайности. Любая здравая идея, доведенная до абсолюта, опасна. «Спать постоянно – или не спать вообще», «спорт и ничего кроме спорта – не встану с кресла, хоть убейте», «заработать все деньги мира – жить от зарплаты до зарплаты» – все эти крайности не работают. Но вот когда тебе удается воспитать в себе внутреннюю гармонию, есть и шанс на умножение возможностей, на сверхрезультат.
Сейчас многие зациклены на рывке: «прорыв» и «рывок» ценятся особенно. Но вспомню свой опыт триатлонской дистанции, опыт айронмена: что толку совершить рывок и финишировать на сведенных коленях, падая за пять метров до финиша и доползая до него на карачках. Убить все здоровье ради результата? В чем тогда результат, в чем цель? Поверить в себя и умереть? Нет ничего ценнее равновесия целей, баланса, но его невозможно купить. Это только личный труд, опыт. Его надо прожить.
Я поделюсь с вами, как это проживается. На конкретном личном примере. Настолько конкретном и настолько личном, что я долго не решался рассказать эту историю. Даже многие из моих ближайших друзей и партнеров, скорее всего, сейчас увидят меня совсем с другой стороны.
Однажды я узнал, что от меня отказался отец. В 12 лет я случайно у дедушки нашел свое свидетельство о рождении и заинтересовался, потому что к нему была приложена медаль: всем детям, родившимся в 1980 году, в год Московской Олимпиады, давали памятный сувенир. Медаль медалью, а фамилия на ней какая-то незнакомая, не моя. Отчего? Родные отвечали странно, поведали какую-то запутанную историю: будто у мамы была девичья фамилия от второго мужа прабабушки. И как-то подозрительно смутились. Я, как это обычно делают дети, запомнил этот случай «навсегда», а потом, конечно, забыл. А когда мне было 23 года и я уезжал в Москву, мой дед сказал мне правду. Он показал мне старую чужую фотографию, на которой я увидел свое лицо, и сказал, что это мой настоящий отец. И я узнал, что мой отец отказался от меня, когда мне был один год.