Не удивительно, что эту девушку, то есть меня, боятся мужчины. Кто посмотрит на загнанную лошадь, когда рядом куча энергичных кобылок? Люди хотят жить с живыми. Мертвых они боятся.
«Впечатляющая красота, ничего не скажешь!», – пожурила я себя, надела сумку на плечо и стремительно вышла из уборной.
***
Море волновалось. Радостно встречало мои обнаженные щиколотки коктейлем из пены и дробленой ракушки. Я сидела на куртке, шлепала пятками по прохладной прибывающей воде и снимала волны на камеру телефона. На лице моем была улыбка. Искренняя, детская. Временами я даже непроизвольно хихикала.
Море – это единственное, что вызывало во мне настолько яркие, приятные эмоции. Все остальное, что творилось вокруг, давно уже стало для меня просто нейтральным. Тем, что не заслуживает восхищения.
После внезапной смерти Ирки на мою юную, хрупкую голову обрушилось осознание, что все не вечно. Это вроде бы известный факт, но ощутимым он стал только после первой безвозвратной потери. Она будто что-то переломала внутри меня, будто прошлась ураганом и поломала устоявшиеся конструкции души и разума.
Спустя год после трагедии с подругой это осознание пустило корни – умерла моя бабушка – мама моей матери. Ее унес проклятый рак. Да, человек был пожилой, и смерть ее я приняла как неизбежность, вот только боли внутри меня от принятия этого факта меньше почему-то не стало.
После похорон я сразу же уехала в Крым: лечила свои страдания соленым воздухом и прогулками по горам, дышала можжевельником и рыдала по ночам в подушку. Кто же знал, что по возвращению меня ждет новый удар.
Вслед за бабушкой ушел дедушка. Не выдержал одиночества. Его сердце было навсегда разбито, может, потому и подвело – внезапно остановилось.
«Много ли может выдержать сердце? Мое сердце», – думала я тогда. Мне казалось, что вот-вот – и оно вспыхнет и сгорит. Знала бы я, сколько оно способно вынести…
Еще через год незваная, нахальная, ненасытная гостья с косой явилась за моими родителями, и я поняла, что колючие ветви обреченности пришли задушить меня окончательно. Тогда, слушая новости о пожаре в гостинице, в котором погибли мать и отец, я поняла, что вряд ли что-то может тронуть мою душу сильнее. Любовь к родным, которая делала меня счастливой, стала моим бременем. Все, о чем я могла думать, так это о том, чем же перебить воющую между ребер боль.