Огонь костра, музыка, мерцающие сквозь тёмную листву звёзды, глоток портвейна всё же подталкивали Маргариту к разным фантазиям. Она представила себе, как приближается к той опасной черте, за которой можно попробовать открыться, расслабиться и размякнуть в руках своего избранника, а всеобщее веселье поможет ей укрыться наедине с ним. Но юноша, который ей тайно нравился, и уединение, с которым она себе представляла, был облеплен девушками, как подводный камень морскими ракушками, и любая попытка обратить на себя хотя бы искорку его внимания, обошлась бы Маргарите целым вихрем издёвок и насмешек. Про такую безжалостную реальность, больше похожую на утопию, пришлось забыть. И вся эта праздность на природе показалась Маргарите равнодушной и жестокой. Поднявшись с травы, она пошла от костра на берег реки, где долго стояла и слушала робкий шелест ночных волн, смотрела на звёзды и жалела себя, такую маленькую и никому не нужную в этом мире.
Вдруг, между лопатками пробежал холодок, и она почувствовала за спиной чьё-то присутствие. Обернулась. Перед ней стоял сутулый молодой человек, и Маргарита его знала. Это был студент с филологического факультета. Неуклюжей походкой, в мятых брюках несуразно большого размера и болтающейся, как в безветрии парус, рубашке, он несмело приближался к ней. Потёмкина насторожилась, хотя сама порой сопровождала его проход по коридору института сдержанной саркастической улыбкой. Над этим юношей почти все открыто подшучивали, но он не смущался, а отвечал всем своим немного кривоватым добродушием. Но сейчас обстановка была не совсем весёлой для Маргариты.
– Ты, почему скучаешь? – спросил он (а голос, вопреки внешности, был бархатный и красивый).
– С чего ты взял? – старалась небрежно разубедить его Маргарита.
– Это видно. Ты печальная сидела у костра, а потом уединилась, – бесхитростно объяснил он.
Маргарита молчала, потому что у неё появилось непонятное волнение. Только недавно она мечтала о чём-то подобном, но сейчас она чувствовала себя неуютно, и вдобавок внутри поднималось какое-то раздражение.
– В такую ночь нельзя грустить, – наивно убеждал её сутулый парень, остановившись прямо перед ней, – звёзды могут обидеться. Они любят грусть, но только мимолётную, а не глубокую.
– Тебе-то откуда знать, – буркнула Потёмкина.