Когда я была у следователя, увидела полкомнаты, заваленной делами той фабрики, где Володя работал.
Жизнь у нас резко изменилась. Я устроилась надомницей и вышивала портьеры. Детей устроила в детский городок, а сама вышивала с утра до вечера. Я никогда не была рукодельницей, но так как я, как и в юности, брала благословение на каждую работу, всё у меня получалось удачно, не было никакого брака».
«В 1941 году муж Леночки был арестован по обвинению в каких-то служебных злоупотреблениях, – вспоминает Вера Яковлевна. – Обвинения эти впоследствии не подтвердились. Батюшка видел внутренний смысл всего происходящего и принимал самое горячее участие. Когда ему рассказали о том, что составлено 16 книг обвинения, батюшка сказал: “Матерь Божия их все закроет”. Так и случилось год спустя».
По воспоминаниям близких, до пяти лет Алик причащался совершенно спокойно, но к этому возрасту он почему-то начал сильно волноваться перед причащением Святых Христовых Тайн. Тогда отец Серафим решил, что настало время систематически знакомить его с содержанием Священного Писания, так как он уже в состоянии отнестись ко всему сознательно.
«Так как ни я, ни Леночка не решались взять этого на себя, батюшка поручил это дело Марусе[20] – одному из самых близких нам людей, которая прекрасно справилась со своей задачей», – вспоминает Вера Яковлевна.
«Надо было знать Марусю, чтобы представить себе, как проходили эти занятия, – пишет Анна Корнилова. – Маруся была небольшого роста, худенькая, очень стройная, с правильными чертами лица, большими голубыми глазами и строгой прической. К делу она относилась истово. Занятия, прежде всего, отличались систематичностью. Так же как молиться надо было непременно утром и вечером, до еды и после еды, – кроме всех других случаев, – так и этим занятиям отводилось строго определенное время. Сейчас можно себе представить, как нелегко все это давалось, ведь работала она за городом, в Рублеве, зубным врачом в поликлинике при больнице Рублевской водопроводной станции. Автобус, – маленький, “коробочка”, всегда до отказа набитый рабочим людом, медленно поспешая, достигал Москвы где-то через час с лишним и останавливался на площади у Киевского вокзала, откуда надо было столько же добираться до Серпуховки (ведь метро тогда еще не провели)».